— Прямо! — скомандовал наездник.

Перед нами лежало болото — такое же ровное, как поле космопорта. Небольшой бережок порос блеклыми кустами. За ним простиралась желто-зеленая, тонущая в дымке бесконечность. Ее однообразие нарушали низкорослые кривые деревца, темные бока старых полугнилых древесных стволов, комки спутанных веток, а также всякий мусор, брошенный с территории порта.

Едва мы сошли с покрытия поля, под ногами зачавкало. Мы углублялись, и я почувствовал холод сквозь ткань гидрокостюма. Вскоре мы перестали видеть порт — его прикрыла дымка, стелющаяся над гнилой водой.

Я начал проваливаться — сначала по колено, затем по пояс. Несколько раз рыжий знакомец помогал мне выбраться, но потом потерял терпение.

— Не ходи по ровному, — сказал он. — Где ровное — там топь. Прыгай по островкам.

Деревья здесь долго не жили. Они росли, пока корни могли держать вес ствола. Потом заваливались, а на их остатках цеплялись новые побеги. Таким образом получались островки-кочки, спутанные комки растительности, массивные и упругие. По ним хорошо было прыгать, но требовалась осторожность, чтобы не запутаться и не рухнуть во весь рост в жижу.

Ногам было прохладно от постоянного контакта с водой, верх же окончательно взмок. Батарея на поясе уже просто бесила.

В тумане обрисовалась неказистая фигура антротанка, застывшего враскорячку посреди обширной булькающей заводи.

— Стой! — крикнул Рафин-Е, который с комфортом ехал на плечах подчиненного. — Разбиваемся в цепь! Десять шагов интервал, по одному в линию, живо!

Я поспешил занять самое удобное место — на куче прочных, сплетенных намертво стеблей. Там было совершенно сухо и вдобавок мягко. Можно было сидеть, свесив ножки.

Но стоило спокойно перевести дух, как меня окликнул рыжий «лягушонок».

— Так нельзя! — с тревогой заговорил он. — Тебя же отовсюду видно. Спрячься за кучей!

Я оглянулся. За кучей вяло шевелилась желтоватая блестящая трясина.

— Да-да! — закивал «лягушонок». — Прямо туда.

Я вспомнил рекомендацию кавалер-мастера: брать пример со старожилов. Наверно, в этом был резон. Я сполз с облюбованной кучи и почувствовал, как болото обхватило мои ноги.

— А не засосет?

— Нет, — почему-то засмеялся боец. — Никто не засосет.

Он отправился выбирать место для себя, а я задумался: «никто не засосет» — это достаточная гарантия безопасности?

— Эй, новенький! — раздался из-за спины голос кавалер-мастера. — Как там тебя…

— Пехотинец Беня, — отозвался я, содрогаясь от отвращения к собственной кличке. Надо будет узнать, нельзя ли ее поменять.

— Беня… — Командир хмыкнул с высоты чужих плеч. — Если увидишь чего — просто крикни, понял? Других позови. Сам не стреляй, а то своих спалишь сдуру. Понял, нет?

Я сдержанно кивнул.

— И это еще… Вернешься на базу — волосы сними с лица. У тебя паста в рюкзаке есть.

Я невольно потрогал щетину. После обезвоживания она росла медленно, но все же росла.

«Лошадка» Шилу повез Рафина-Е дальше, а я подумал, что неплохо бы как-нибудь, проявляя чудеса героизма, вынести раненого кавалер-мастера из-под огня. Чтоб он не называл меня «эй, новенький» и не говорил, что я действую сдуру.

Мое погружение в трясину тем временем остановилось на уровне пояса, за край гидрокостюма вода пока не затекала. Ноги уперлись во что-то плотное, и я чувствовал, как это плотное тихонько ходит вверх-вниз, словно дышит. Видимо, это было не дно, а слой перегнившей растительности.

Я начал устраиваться, переступать с ноги на ногу, искать надежные опоры. Дождался того, что рыжий сосед сердито зашипел на меня:

— Тихо! Не шевелись, замри. Сейчас всех змей и жуков сюда соберешь своим шумом.

Я как стоял — так и застыл. Ни про каких жуков я, естественно, и не слышал. Мало нам кровожадных и подлых ивенков, так еще и жуки со змеями! Немедленно мне стало казаться, что кто-то тихонько шевелится у самых ног, обвивает, цепляет резиновые штанины острыми жвалами. Лучше бы он мне ничего не говорил!

Я украдкой взглянул на соседа. Он устроился за небольшим гнилым стволом, став почти невидимым на фоне зеленой слизи. Он лежал, и я удивился, как он еще не промок до нитки. А может, и промок. Может, нужно промокнуть насквозь и обваляться в грязи, чтобы стать незаметным и выжить.

— Эй, — тихо позвал я. Сосед тут же навел на меня свои широко расставленые глаза. Кивнул вопросительно. — Что делать теперь?

— Ничего не делай. Гляди туда — и все.

— И долго? Это на весь день, что ли?

— Нет, не очень долго. Командующий кого-то встречает в порту. Как он уедет, так нас и отзовут.

— Ладно. Как тебя зовут-то?

— Нуй.

— А я — Беня, — вздохнул я.

— Да знаю…

«Он знает. Все знают. Еще денек-другой, и сменить имя будет уже невозможно».

* * *

Довольно скоро меня начала одолевать хандра. Время шло, ничего не происходило, а желто-зеленая болотная страна была молчалива и однообразна. Откуда-то стала появляться уверенность, что эту гниющую зелень мне нюхать до конца жизни. Очень короткой, быть может, жизни.

Сонная булькающая равнина сама по себе взгляд не радовала. Хотя и говорят, что в болотах есть своя красота, что даже ими можно любоваться. Я бы с удовольствием полюбовался из окна теплого сухого домика или хотя бы из машины. Но когда стоишь по пояс в грязи, а где-то рядом копошатся невидимые твари… Что тут говорить?

Сначала я пытался себя убедить, что участвую в захватывающем приключении. Старый, в общем-то, прием. Допустим, едешь в поезде, скучно. Начинаешь играть с собственной фантазией — представлять, что это не поезд, а трюм старого сухогруза, который, например, перевозит на другой континент нелегальных эмигрантов. Или что ты везешь секретный микрочип, а за тобой охотится мафия. Такой тренинг помогает бороться с унылостью.

Однако на этот раз моя фантазия меня предала. Почему-то стали представляться мозаики, много лет украшавшие стены нашей школы. Там мускулистые героические космонавты держали в руках какие-то кристаллы, а рядом не менее мускулистые колхозницы гордо увязывали снопы. Реально я был сейчас героическим космонавтом, однако ощущал себя колхозницей. Все получалось шиворот-навыворот — почему?

Наверно, для любого ощущения нужен свой возраст. Было бы мне лет шестнадцать — с какой радостью плавал бы в этих болотах! Глаз бы не сводил с пузырьков и разводов на воде. Огнемет бы свой затискал до блеска. Но сейчас… Нет, в жизни уже был этап, когда я понял — ну не стать мне героем, хоть ты тресни.

А сильных чувств ох как хотелось! И выход нашелся сам собой — творить! Искать чувства в самом себе, внутри, в душе — это точно такие же чувства. Только без физического напряжения, без риска, без выбитых зубов и без цинкового гроба на нежданном повороте судьбы.