«Бог дал, Бог взял. — Философски заметил Фриц. — Без похлебки мы не останемся».

— Эй, дети, где вы потеряли свои пушки? — Крикнул он взводу артиллеристов.

— Там же, где ты свои панталоны, Фриц! — Отвечали усачи.

— Слабо завтра отбить и то и другое?

— Как скажешь, дядюшка! Негоже королю ходить голым.

— Теперь я голый король на капустной грядке!

Пецольда всегда поражало, как Фридрих шуточной перебранкой умел поднять настроение усталым измученным людям.

Среди суматохи дня король не сразу вспомнил, что забыл побриться. Да и горячий шоколад с булочками растаял где-то ароматным воспоминанием. Шел пятый час по полудни, живот подвело. Фриц не отказался бы сейчас и от капустной похлебки.

На бивуаке он всегда вел чисто солдатский образ жизни. Если не считать, конечно, кофе, хрустящих белых салфеток, хорошеньких мальчиков из первого каре гренадер (впрочем, это тоже было по-солдатски) и отличной голландской бумаги с золотым обрезом. В остальном храбрый король во главе храброй армии ничем не отличался от своего последнего рядового.

У него был старый, видавший виды кусочек зеркала с потрескавшейся амальгамой, точь-в-точь такой, как у большинства его офицеров. Еще кронпринцем Фридрих сам отколол его от разбившегося венецианского стекла в Сан-Суси и провертел в нем дырку для веревки. Воткнув ружье в землю, король повесил зеркало на замок и потребовал теплой воды. В этом крылось еще одно отличие: большинство военных в лагере от солдат до генералов брились холодной. Но у Фрица была слишком нежная кожа. Когда-то она сыграла с ним злую шутку.

Однажды кронпринц упал с лошади лицом вниз, а его тогдашний адъютант Иоганн фон Катте слишком осторожно счищал грязь и кровь со щек господина. Отец заметил это и заявил, что они чересчур нежничают для мужчин. Бедняга адъютант покраснел и смешался, а Фриц ничего не понял, пока старый король в очередной раз не вколотил ему знание палкой. Именно тогда принц задумался, что, наверное, и правда любит Катте: его спокойный голос, добродушную улыбку и чувство надежности, исходившее от адъютанта. Фриц сам пришел в его комнату ночью и потребовал наглядно объяснить, за что отец так ругал их сегодня. Иоганн рассмеялся и подвинулся в кровати.

— Добро пожаловать в клуб обделенных любовью, ваше высочество.

Потом адъютанта казнили.

Сейчас, аккуратно соскабливая мыльную пену краем сабельного лезвия — искусство, которому Фрица тоже научил Катте — король то и дело натыкался пальцем на почти разгладившуюся белую ниточку шрама, оставшуюся у него на подбородке после рокового падения. С тех пор он любил много и многих, но никого так сильно как Иоганна.

* * *

Отдуваясь и отряхивая с сапог комья грязи, к королевскому шатру приближался фельдмаршал Кейт. В руках он нес корзину с длинной ручкой, полную свежих белых яиц. При виде этой роскоши то у одного, то у другого костра солдаты вскакивали с криками: «Эй, папаша, поделись добычей!» Но Кейт игнорировал их галдеж, важно вышагивая среди опустевших грядок. Его высокое положение было достаточной защитой для королевской яичницы.

— Добрые крестьяне из Гохкирха посылают Вашему Величеству подарок, — молвил Кейт, оказавшись у входа в шатер. — Уф! На силу донес. А не дурные яички!

— Да, — Фридрих повертел одно в руках. — Здешние курицы не должны достаться австрийцам. Они несут слишком крупные яйца. Жаль, что не золотые!

Оба рассмеялись, и король знаком пригласил фельдмаршала войти. Фридрих любил и почитал Кейта, как почитал бы собственного отца, не будь тот таким негодяем. Впрочем, после смерти папаши, погрузившись в наследственные бумаги, молодой король преисполнился к «старому подлецу» неподдельного уважения. Оказывается, Фридрих-Вильгельм кишки рвал, чтоб вытянуть страну из нищеты и ничтожества. А сына бил, чтоб приохотить к делу. Ну не дурак ли? Можно же было поговорить!

— Эхе-хе, — Кейт сел на барабан. — Ну как вы?

Король отлично понял, о чем речь. Старый вояка пришел посмотреть, как он держится перед лицом неизбежного поражения. Даже после падения Берлина Фрицу удалось уверить своих генералов, что не все еще потеряно. Однако сегодня ситуация окончательно вышла из под контроля. Потрепанная прусская армия была заперта превосходящими силами противника.

— Трудновато будет вылезать из этой мышеловки, — начал было Кейт, но король остановил его жестом.

— Все кончено, — перед гренадерами на улице он еще держался, но кривить душой в присутствии старого фельдмаршала считал ниже своего достоинства. — Завтра мне придется подписывать капитуляцию, а у меня даже нет мундира.

Кейт достал из кармана глиняную трубку и, неспешно набив ее табаком, затянулся.

— Побить австрийцев — не велика доблесть. — Под сводами шатра поплыло сизое облачко. — Хорошо, что русские не спешат им на помощь.

Фридрих знал, что старик относится к русским почти с обожанием. Он долгие годы служил Петру Великому, участвовал во всех войнах, которые вела Россия за последние пол века, имел все русские ордена и умер бы на новой родине не подуй в Петербурге иные ветры. С приходом Бестужева все, кто питал теплые чувства к Пруссии, стали не ко двору. Фельдмаршал покряхтел, покряхтел и засобирался домой, где у него не было ни кола ни двора.

Он мог бы поехать в любое немецкое княжество. Но было одно, что заставляло Кейта выбирать из всех государей прусского. Впервые за много столетий его страна поднималась с колен, и это наполняло сердце старого вояки сдержанной гордостью. Он один осмеливался в начале войны предостерегать государя от конфликта с Петербургом.

Тогда Фридрих посмеялся над стариком. После Гросс-Егерсдорфа он еще кричал на генералов: «Бездари! Меня там не было! Проиграть каким-то варварам, которые вчера ходили в шкурах и дрались клыками мамонтов!» Но после Цорндорфа серый от усталости король сказал Кейту: «Это железные люди. Их можно убить, но не победить».

— Я свалял большого дурака, — Фриц присел на корточки и принялся перебирать яйца. — Делал вид, что их не существует. Одно любезное письмо могло бы все изменить. Но мне не позволяла гордость! А зря. Какой бы сейчас был альянс! Да мы всю Европу поставили бы на колени!

— Запоздалые раскаяния. — Рассмеялся старик. — Утешьтесь. Никакого альянса не получилось бы. В Европе вам двоим тесно.

— Да, ты прав. — Протянул король. — Мы поднимающиеся народы и рано или поздно столкнулись бы лбами.

— Жаль, — Кейт выбил трубку о землю. — Жаль, ветчины нет. — он кивнул на корзинку. — Знатная могла бы выйти яичница. Петр делал ее с луком, чесноком и перцем.

— Уже воняет! — Король зажал нос.

— Поешьте-ка и ложитесь пораньше спать, — фельдмаршал поднялся. — Как говорят русские, утро вечера мудренее. Завтра мы будем прорываться, а не капитулировать…

* * *

На следующее утро еще перед рассветом войска Фридриха двинулись к выходу из долины. Расчет был сделал на то, что в темноте австрийцы не смогут вести прицельный огонь. Но грохот марширующих колонн и стук тележных колес все равно должны были разбудить врагов. Будь у пруссаков небольшой отряд, они сумели бы пробраться незаметно. Однако целую армию не вывести без шума.