– А они пальбой нас встретят и сразу половину перебьют. К тому же неизвестно, может быть, не только у коней да на дороге дозоры выставлены, но и где еще, а так мы с Александром всех на себя выманим. Главное, тот миг не упустите, когда католики меня и Ярославца станут брать да в толпу собьются. Тут вы и вдарите им в спину.

– Шибко для вас рискованно все это, – попытался возразить Алексей.

– Лучше уж вдвоем, чем всей ватагой рисковать, – весело ответил – Княжич, затем уже всерьез напомнил: – О пленниках не забывайте. Коль живьем хотя бы одного поляка не возьмем, напрасно пропадут наши старания.

30

Карауливших дорогу шляхтичей удалось застать врасплох. Лишь один из них, стоя во весь рост, глядел по сторонам. Два других, усевшись на разостланные шубы, о чемто толковали, изредка кидая завистливые взоры на мерцавший невдалеке костер.

Скрытые уже начавшим оседать туманом казаки сумели подползти настолько близко, что стала слышна шепелявая польская речь. Подавая Ярославцу колчан, хорунжий шепотом спросил:

– С лука-то стрелять умеешь?

Тот лишь усмехнулся и тоже шепотом ответил:

– Получше, чем с пищалью, управляюсь.

Изумленный его спокойствием, Княжич принялся давать наставления:

– Бей в того, который стоит. Подберись еще поближе, чтоб наверняка сразить и целься в шею, она доспехом не прикрыта, да и крику не будет.

Понятливо кивнув, Александр исчез во тьме. Иван, вынув из-за голенища кинжал, стал подкрадываться к двум другим полякам.

Ярославец не подвел. Хитро оперенная стрела-игла, пущенная не более чем с десяти шагов, со змеиным шипом вонзилась в горло шляхтичу. Выронив мушкет, он молча ткнулся лицом в траву. Его собратья с недоумением переглянулись и бросились к нему. Первым был убит немного приотставший. Кинутый умелой Ванькиной рукой кинжал вошел католику прямо под затылок, перебив шейные позвонки. Смерть наступила в тот же миг. Безжизненное тело бедолаги не успело еще пасть на землю, как украшенная самоцветами рукоять заветного клинка вновь почуяла хозяйскую ладонь. Услышав за своей спиной какую-то возню, передний оглянулся. Последним, что увидел он на этом свете, был отблеск окровавленного клинка, который, словно молния, ударил ляха в грудь сквозь вырез кирасы. С дозором было покончено.

Переодевшись в снятые с убитых кунтуши и надвинув чуть ли не по самые глаза их шапки, казаки направились к костру. На ходу осматривая пистолеты, Ванька снова стал напутствовать своего, явно подающего надежды воспитанника:

– Как пальба начнется, ты на месте, Сашка, не стой, не то сразу же подстрелят. Прыгай да крутись, словно трепака отплясываешь. Война, она и есть не что иное, как пляска, только не с бабою в обнимку, а со смертью.

Когда до вражеской стоянки осталось не более ста шагов, хорунжий дважды свистнул. Наблюдая за сменой караула, он решил, что свистом лазутчики оповещают о числе пришедших за сменой часовых, но, видимо, ошибся. Малоросс, который по-прежнему сидел возле огня, встрепенулся и стал внимательно разглядывать возвращающихся раньше срока караульных. Нелепо нахлобученные шапки сразу вызвали у него подозрение. Княжич тоже понял – изображать поляков долго не придется, и зашагал быстрей, чтоб опередить Ярославца. Суровая действительность тут же подтвердила его безрадостные ожидания. Порыв ветра раздул костер, и огонь, который полыхнул сильнее прежнего, ярко осветил изрядно залитый кровью кунтуш хорунжего.

Малоросс, видать, был настоящий воин, долго не раздумывая, он схватил пистоли и пальнул одновременно и в Княжича, и в Ярославца. Много раз стреляли в Ваньку, но то ли мамкин заговор, то ли покровительство господне берегли от смерти лихого казака. Вырывая булат из ножен, он малость наклонился, и свинцовый вихрь лишь сорвал шапку с его курчавой головы. Сашка тоже уцелел. Нацеленная прямо в грудь ему пистоль дала осечку. Не зря, видать, хорунжий приказал своим станичникам поменять подмокший за ночь порох. Налетев на ошалевшего от столь неудачной пальбы врага, Иван обрушил на него град сабельных ударов, смертельных для обычного бойца. Однако не тут-то было, великан почти шутя отбил наскок хорунжего. Тем временем разбуженные выстрелом шляхтичи уже хватались за оружие, а трое тех, что сидели у костра, сразу бросились на выручку чубатому, но были остановлены вставшим на пути их Ярославцем.

Видя, что ему не устоять, Княжич, отскочив назад, вырвал из-за пояса пистолет. На мужественном лице малоросса отобразился страх. Он тоже по достоинству умел ценить врагов и понял – этот с двух шагов не промахнется. Воспользовавшись его замешательством, хорунжий застрелил одного из Сашкиных противников, затем вновь схлестнулся с великаном. Медлить было нельзя, а потому Иван решился на смертельный риск. Якобы разглядывая, удачен ли был выстрел, он сделал шаг вперед, вытянув при этом шею. Лишь ленивый смог бы устоять пред искушением, да не срубить так по-дурацки подставленную голову. Малоросс взмахнул клинком. В тот же миг Княжич рухнул на траву и уже в падении рубанул его низом по поясу. Острейшая булатная сталь развалила великана до самого хребта настоль легко, что Иван почти не ощутил своего удара. Опасаясь промаха, он откатился в сторону и выхватил второй пистолет, но, увидев, как вражеский казак пытается сдержать ползущие из чрева, словно змеи, сизые кишки, пальнул в поляка, который наиболее яростно рубился с Ярославцем. Несмотря на его окрик «Брось ляха, отходи от костра!», распаленный боем Сашка стал наседать на оставшегося в одиночестве врага.

Размахнувшись со всего плеча, он нанес ему удар, отразить который тот не смог, но изъеденный ржавчиной клинок, звякнув о сталь шляхетских лат, переломился у самой рукояти. Воспрявший духом поляк взметнул саблю, однако пущенный в бурный и кровавый поток войны щенокСашка, видно, твердо решил выплыть. Ничуть не растерявшись, он левой голою рукой перехватил – отточенное лезвие, а правой, которой продолжал сжимать предавшее его оружие, вдарил шляхтича по темени. Удар мужицкой мозолистой ладони, утяжеленной зажатым в ней железом, был настоль силен, что католик рухнул наземь, даже не вскрикнув. Вслед за ним упал сам Ярославец, сбитый с ног подбежавшим Княжичем. В тот же миг грянул залп из шляхетских мушкетов. Сашка попытался встать, но хорунжий не дозволил:

– Лежи, сейчас наши по ним вдарят. Обидно будет, ежели свои убьют.

Ванька не ошибся, казачий залп выкосил чуть не половину вражеских лазутчиков, а вылетевшие из темноты станичники принялись рубить того, кто уцелел.

– Всех не перебейте, – закричал Иван, кидаясь в гущу боя.

Но католики и малороссы оказались славными бойцами. Трое шляхтичей да двое казаков дали яростный отпор. Невзирая на призыв Ивана сдаться, они бились до конца, убив троих хоперцев. Как ни пытался Княжич удержать пришедших в бешенство собратьев, взять живьем никого не удалось. Последний лях, выронив саблю из перебитой пулей руки, чтоб не сдаваться в плен, полоснул себя ножом по горлу. Увидев это, хорунжий обложил станичников отборным матом, что означало крайнюю степень Ванькина отчаяния. Унижать товарищей было не в его характере. Но тут снова отличился Ярославец. Подойдя к всерьез разбушевавшемуся наставнику, он преспокойно заявил: