– Охолони, Иван Андреевич, не все так плохо, мой, кажись, еще шевелится.

Тот бросился к лежавшему возле костра оглушенному Сашкой лазутчику, чувствующие за собой вину казаки побежали вслед за ним.

Поляк лежал с закрытыми глазами, тихо постанывая. Хорунжий исцелил его пинком промеж ног. Взвыв от боли, шляхтич открыл глаза и сел.

– Живой, – вздохнули с облегчением станичники. Взяв пленника за подбородок, Княжич повернул его лицом к костру:

– Здорово, пан Иосиф. Да тебя прямо не узнать, на барыгу вовсе не похож, куда больше на шляхетского рыцаря смахиваешь, – с явным изумлением промолвил он.

– Здравствуй, есаул, или кто ты там теперь. Не шибко-то, гляжу, тебя в царевом войске жалуют, коль по ночам с десятком казаков по степи мотаешься, – язвительно ответил пан. Взоры их скрестились и уже не страх да скрытую улыбкой неприязнь, а откровенную лютую ненависть увидел Ванька в черных, словно уголь, глазах Иосифа.

Далее вести расспрос Иван не стал, а принялся давать распоряжения своим бойцам:

– Чего стоите? Убитых наших вон в овчину заверните да кладите на коней. Надобно похоронить, как подобает.

Не нарушая казачьего обычая, хорунжий разрешил станичникам взять добычу. Заметив, что Ярославец, в отличие от остальных, не кинулся снимать одежду и оружие с убитых, он поучительно изрек:

– Ты, Александр, не мнись, как красна девица. Коль пошел на войну, значит, исполняй ее законы. Все имущество убитого победителю его принадлежит, пленника, кстати, тоже.

С этими словами Княжич воротился к Иосифу, молча сорвал с него отороченный соболем кунтуш да перстень с сапфиром и отдал их Сашке:

– Держи на память. Мне Кольцо когда-то также вот ордынский перстень вручил, – и печально улыбнувшись, добавил: – Сапоги себе подбери, да мушкет возьми, вон – совсем новехонький валяется. Сил моих больше нет на твою обувку да пищаль смотреть, до того они позорные. Сам же говорил, что ты не нищий, а казак. Более того – знаменного отряда воин, и обличием своим должен званию соответствовать.

Сбор оружия да рухляди не занял много времени. Не отходивший от Ивана Андреевича Сашка углядел, что сам хорунжий взял лишь только крест с убитого им малоросса. Причем сорвал именно крест, а золотую цепь оставил. И вообще, Ярославец заприметил – несмотря на победу, его наставник был явно не в духе. Вряд ли только гибель казаков была тому причиной. Даже он, совсем не искушенный в ратном деле, прекрасно понимал – уничтожить вовсе без потерь почти равный им числом отряд шляхетских рыцарей было просто невозможно. Видать, что-то еще терзало мятежную душу друга.

Почуяв Сашкин взгляд, – Княжич обернулся. Кивнув на пленника, он строго приказал:

– Этого свяжи да хорошо за ним присматривай. В случае чего – головой ответишь.

Затем, еще раз пристально глянув на Иосифа, вымолвил с угрозой:

– Много у меня к нему вопросов накопилось. Думаю, и князю есть, о чем с этим оборотнем поговорить.

Положив поперек седел павших в бою товарищей, средь которых оказался и Алешка Красный, победители направились обратно в полк, оставив посреди степи неприбранные тела поверженных врагов. Недолго их подернутым смертной мутью очам глядеть на розовое утреннее небо. Птицывороны, как и станичники, не упустят свою добычу.

31

Не только Княжич да бойцы его знаменной полусотни не спали в эту ночь. Сон не шел и к Новосильцеву. Обсудив с атаманом насущные дела, князь Дмитрий отправился в уже поставленный стрельцами шатер. Сняв одни лишь сапоги, он в изнеможении прилег на укрытую ковром охапку сена. Немолодое, уставшее от длинных переходов тело требовало отдыха, но нахлынувшие мысли не отпускали в царство Морфея. А подумать ему было, о чем.

Отправляясь из царева войска на Дон, князь договорился с воеводою Михайлой Мурашкиным, что в случае успеха известит его. В свою очередь, тот обещал прислать обоз с припасами. Чтоб не держать друг друга в неведении, решили посылать гонцов раз в три дня. Появление вражеских лазутчиков очень беспокоило Новосильцева. Как и искушенный в воинских уловках Княжич, он не исключал возможности перехвата своих посланников. Что грозило в лучшем случае голодом, а о худшем можно было только догадываться.

Чувствуя, что все одно не уснет, Дмитрий Михайлович поднялся со своего лежбища, зажег стоящий посреди шатра светильник и принялся сочинять новую грамоту, задумав отослать ее на этот раз под надежной охраной. Кого отправить – порядком надоевших дворян или ватагу Княжича, которая из знаменной полусотни по сути превратилась в отряд бесстрашных лазутчиков, он еще не решил.

Писать закончил далеко за полночь, но ложиться все одно не стал. Тоскливое беспокойство заставило его выйти из ставшего вдруг тесным походного жилища. Откинув полог, князь с укором посмотрел на спящую стрелецкую охрану, и уже собрался было дать пинка ее нерадивому начальнику, как вдруг услышал где-то справа от дороги гром. Уставившись в ночное небо, он попытался разглядеть отблески молний, но их не было, а раскаты грома, только послабее, повторялись вновь и вновь.

– Уж не пальба ли это. Может, то Иван на супостатов наткнулся и ведет с ними бой…

Незнакомое доселе чувство овладело Новосильцевым. Ему до жути, до неудержимой дрожи захотелось быть не здесь, посреди тысячного полка, а там, в степи, с хорунжим и его отчаянными воинами. Видать, кровь предков дала о себе знать.

Непонятный то ли небесный, то ли все-таки земной гром вскоре стих. Пьянящий запах степной травы и ночной прохладный воздух малость успокоили князя Дмитрия. Так и не разбудив свою нерадивую охрану, он вернулся в шатер. Лишь под утро неспокойный чуткий сон сморил его.

Еще не начало светать, когда взволнованный голос Чуба разбудил государева посла. Сразу же подумав о неладном, Новосильцев крикнул остановленному стражей атаману:

– Заходи, Емельян, да заодно пинка под зад дай этим нетопырям. Ночью дрыхнут – не добудишься, а под утро усердие решили проявить.

О том, что приключилась настоящая беда, он догадался, лишь взглянув на атамана. В подтвержденье его помыслов Емельян печальным голосом сообщил:

– Плохи наши, князь, дела, ляхи казаков побили.

Выработанная долгими годами посольской службы привычка не давать воли чувствам при получении худых вестей подвела посланника царева и на сей раз. Вмиг утратив остатки дремы, он вскочил на ноги, воскликнув:

– Неужто Княжича убили?

– Что с Иваном вовсе неизвестно, от него вестей покуда нет, а вот Ордынец на шляхетскую засаду напоролся. Почти все, включая Федора, погибли, только двое ушли, – ответил Чуб и, тяжело вздохнув, добавил: – Одна покуда польза от этих поисков ночных – теперь хоть знаем, что поляки за нами доглядывают.

– Как же это все случилось, толком расскажи?

– Да подробностей я сам не знаю. Казаки вот только что прибегли, и мы сразу же к тебе отправились. Они вон, возле шатра стоят, давай вместе расспросим.