Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сижу дома, жду, когда за мной зайдет Пауль.
Дни рожденья – это бэ-э-э. Сказать, как я ненавижу дни рожденья? Все эти звонки с поздравлениями, на которые хочешь не хочешь, а надо отвечать, и раннее вставание, потому что всю ночь не можешь толком заснуть от волнения, и мамины слёзы из-за подгоревшего пирога. Ненавижу часами благодарить за подарки и делать вид, что радуешься срезанным цветам, хотя уже живот болит от пирогов и тортов.
На моём дне рожденья мы бы ели маулиновое варенье и мауроженое, маурошковый маульмелад, играли бы в маульбинтон, на маультроммелях и в маули-маули. И всё, ничего больше. День рожденья – это ведь просто день. Ну, может ещё послушали бы кошачий маульцерт. Но на этом уж точно всё – и конец деньрожденному безобразию!
Иду на кухню и начинаю печь для Пауля торт-маулавейник. Это довольно сложно, но на такое безумие я согласна.
Рассказывать дальше, как я ненавижу дни рожденья?
Я ненавижу малышовые игры, сосиски на гриле, освобождение от домашних заданий и расползающиеся куски торта с эм-энд-эмсом внутри. Ненавижу, когда каждый учитель переспрашивает и поздравляет. Ненавижу бесконечно повторяющееся перечисление подарков. Ненавижу, когда меня приглашают на праздник, и ненавижу, когда других приглашают, а меня – нет.
Ненавижу бег в мешках, жмурки, эстафеты, викторины и испорченный телефон.
Ненавижу воздушные шарики и клоунов. Ненавижу задувать свечки, закрывать глаза и загадывать желания перед всеми гостями. Ненавижу конфетти, серпантин и соломинки для лимонада. Ненавижу венские сосиски и картофельный салат. Ненавижу, что кто-нибудь непременно начинает рыдать – чаще всего сам именинник, просто потому, что он устал до предела. Ненавижу деньрожденные песенки (все), дурацкие шапки-колпачки, флажки и поздравления. Ненавижу подарочную бумагу, бантики и ленточки. Ненавижу, когда бодрые родители всё-всё распланировали, даже веселье и игры, и указывают, когда пора пить и есть, а когда смеяться.
Ну вот, кажется, всё. Надо было выпустить пар.
Что я подарю Паулю?
Корзинку со всякими мауштуками и маунструментами. Там будет исландский маультроммель, пакетик сушёной маурошки, маулиновые карамельки и всякая всячина для маугента-детектива: удостоверение, лупа, набор для обнаружения отпечатков пальцев, накладные усы, лента для огораживания места преступления, перчатки, фонарик. Ну да, и торт-маулавейник.
– Тра-та-та от всей души, – говорю я, открыв дверь и увидев Пауля.
– Спасибо, – отвечает Пауль. – Не фанатка дней рождений, да?
– Вроде того, – говорю я. – Да вообще ничего не фанатка. Я сейчас не самый счастливый человек на свете.
– Окей, – кивает Пауль. – Тогда идём, я тебя заражу хорошим настроением, оно у меня сегодня, как у колибри под кофеином.
– Чего? – округляю я глаза, а Пауль пожимает плечами.
– Я и сам толком не знаю. Так мой папа всегда говорит.
Я киваю и начинаю натягивать куртку, но тут мама зовёт:
– Эй, друзья дорогие, зайдите-ка, пожалуйста, в дом. Тут в холодильнике кое-что лежит!
– Точно, торт! Чуть не забыла.
– Можно? – спрашивает мама. Пауль ничего толком не отвечает, и она просто берёт и обнимает его, целует в щёку. – Поздравляю, милый Пауль. Будь счастлив, – ласково мурлычет мама, как будто у неё самой всё отлично.
– Оке-е-ей, – говорит Пауль, – спасибо.
Глаза и носы ботинок у него, как всегда, будто связаны тоненькой леской.
– Садитесь, – говорит мама, мечет тарелки и приборы на пластиковый стол и достаёт из холодильника торт.
– Чтобы не было недоразумений, скажу сразу: торт делала не я, а Паулина. Я-то печь совсем не умею, нисколечко.
(Это правда.)
Пауль пробует кусочек, и глаза у него широко распахиваются.
В первый раз вижу у него такие огромные глаза.
– Прям прилечь хочется, – объявляет Пауль, облизываясь. Мы с мамой неуверенно переглядываемся. Что это значит? Ну так и ложись, хочу сказать я, но Пауль объясняет, что так всегда говорит его папа, когда ему что-нибудь ну очень-очень нравится.
Тогда понятно. Пауль смотрит на свои мужские кварцевые часы:
– Но на прилечь нет времени, нам пора, Паулина.
Мы шагаем по большой улице, мимо офисных аквариумов, мимо супермаркетов и заправок, мимо закрытого мебельного магазина и пиццерий с доставкой на дом. Всё-таки хорошо, что с Паулем не нужно непрерывно болтать. Наверняка можно обо всём ему рассказать, только это необязательно. Просто идти и молчать – это совершенно нормально.
– А мы вообще-то куда направляемся? – интересуюсь я.