И тут я понял. Я усмехнулся и покачал головой, не веря, что мог быть настолько недогадливым. Этот образ в моем сознании не имел отношения к Саре Флайт, он касался того, кого мы искали.

Я почувствовал запах Темплтон до того, как увидел ее. Аромат ее духов был тонким и чувственным. Я повернулся и увидел ее умопомрачительную улыбку; выглядела она великолепно.

– Хэтчер прислал меня сказать, что мы готовы, – сообщила она.

– Я ему сказал, что мне нужно десять минут. По моим подсчетам, у меня еще есть, по крайней мере, пять.

– Он также попросил сказать тебе, что ты был почти прав.

– Почти?

– Коллеги Рэйчел все-таки ходили отмечать вчера день рождения.

– Но Рэйчел с ними не было, – закончил я за нее. – Теперь все ясно. В любой лжи есть доля правды.

– Рэйчел осталась в офисе работать допоздна. Сказала, что ей обязательно нужно закончить несколько важных дел.

Мы вернулись в здание и поднялись на лифте на четвертый этаж, где команда Хэтчера расположилась в просторной диспетчерской. Комната была завалена всем, что обычно сопровождает крупное расследование: везде были бумаги, полупустые чашки кофе, переполненные мусорные ведра, контейнеры из-под фастфуда и коробки из-под пиццы. Сейчас здесь было шумно, в воздухе витало ощущение какого-то единения; оно исходило от полицейских, работающих командой над общей задачей. И ничто так не подпитывает команду, как новый поворот в деле.

Когда я вошел, все обернулись – двенадцать настороженных человек с оценивающими взглядами. Большинство из них были рады, что я здесь, потому что они понимали, что я могу помочь. Некоторые мирились с моим присутствием, потому что таково было распоряжение сверху. Несколько человек не хотели, чтобы я заходил на их территорию, потому что боялись неблагоприятных последствий. Мое присутствие предполагало, что они не умеют хорошо работать.

Именно так и бывает каждый раз, когда я берусь за новое дело. Мне было совершенно все равно, что обо мне думают другие люди. Это один из очень немногочисленных плюсов того, что мой отец – серийный убийца. Если бы я позволял чужому мнению влиять на мое состояние, меня бы уже давно не было на этом свете, со мной бы случилось то же самое, что и с моей матерью. Она умерла три с половиной года назад – затравленная женщина, так и не успевшая вздохнуть с облегчением от новости о смерти человека, которого она звала мужем столько лет. Она спилась, медленно-медленно убивая себя. Я считал ее шестнадцатой жертвой отца.

Для меня войти в эту комнату было тем же самым, что и войти в первый раз в новую школу. Сколько же раз я это делал! Моя мама спасалась от произошедшего с нами бегством в буквальном смысле слова. Она сбежала, когда ФБР арестовало ее мужа, и так и продолжала бегать до самой смерти. С одиннадцати до семнадцати лет я успел пожить в пятнадцати городах в десяти разных штатах. Пятнадцать новых домов, пятнадцать новых школ. Каждая школа по-своему отличалась от других, но общим у них всегда было то, что новичок всегда начинал с самого низа. Задача была подняться с нулевой отметки до того, как начнутся серьезные нападки. Для этого существовало всего два варианта – бить первым и бить сильнее самого сильного противника, либо быть умным. Я выбирал второй способ.

На стене висела карта Лондона с четырьмя красными канцелярскими кнопками, отмечающими места, где были найдены жертвы. Три точки были внутри шоссе М25, к северу от Темзы. Единственной жертвой, которая была найдена за пределами этого кольца, была Патрисия Мэйнард. Пять зеленых канцелярских кнопок были воткнуты там, где жертв видели в последний раз перед похищением.

Справа от карты двумя ровными рядами висели фотографии жертв. Верхний ряд – фотографии «до», в нижнем ряду были четыре фотографии жертв «после». Рэйчел Моррис стала последним дополнением к ряду жертв, и она была единственной без нижнего фото. Она позировала на фоне Эйфелевой башни – улыбающаяся и очевидно наслаждающаяся жизнью. В Париж она явно приехала отдохнуть, а не работать. Темные волосы убраны назад, карие глаза сияют от счастья. Тогда им было хорошо с Джейми, у нее еще получалось на многое закрывать глаза.

Хэтчер заставил всех замолчать, сделал краткое вступительное заявление и жестом пригласил меня выйти вперед. Я подошел к тому месту, где он только что стоял, и повернулся лицом к коллективу. Следователи расселись двумя ровными полукругами, пять человек в первом ряду, шесть – во втором. Кроме Темплтон, там была еще одна женщина. Среди мужчин выделялся один – полный и седой. Судя по его виду, ему еще лет десять назад стоило бы перейти на подножный корм. И был один совсем мальчишка, слишком юный для того, чтобы играть с взрослыми мальчиками. Я прочистил горло и сказал:

– В нашем случае речь пойдет о сообщниках. Преступников двое.

По комнате прокатилась сдержанная волна удивления. Очевидно, собравшимся полицейским и в голову не приходило, что в деле могли быть два сообщника. Да и меня самого эта догадка посетила буквально несколько минут назад. Я хотел дать им возможность выпустить пар, но Хэтчер не был столь терпеливым. Прикрикнув, он велел всем замолчать, и диспетчерская затихла.

– Преступные дуэты редки, но они – известный исторический факт, – сказал я. – Что далеко ходить, здесь, у вас, в Англии, сформировались две известные преступные пары – Иэн Брейди и Майра Хиндли и Фред и Роуз Уэст. Парная работа преступников так нечасто встречается, потому что, к счастью, мы живем в обществе, в котором психопатия – это все-таки исключение, а не норма. И поэтому шансы на то, что встреча двух ненормальных все же произойдет, ничтожно малы. В принципе это, конечно же, хорошие новости для нас как для общества, но плохие новости сейчас для вас как полицейских. Один в поле не воин. Вместе мы – сила. Одна голова хорошо, а две лучше. Выбирайте пословицу, которая больше нравится. Но эту силу, которая есть сейчас у преступников, можно превратить в слабость. Например, можно попробовать вбить клин между сообщниками. Если удастся пошатнуть их отношения, они начнут слабеть, они начнут совершать ошибки.

– А почему вы так уверены, что работают именно сообщники?

Автором вопроса был седой старикан, и последнее слово он произнес с издевкой. Скорее всего, он принадлежал к той части собравшихся, которым казалось, что я зашел на чужую территорию.

– Какой прекрасный вопрос. Может, я чисто случайно это предположил, вдруг попаду в точку?! А может, и не так. Может, я просто знаю свое дело, – и я направил на него красноречивый взгляд. – Я уверенно заявляю, что работают два человека, потому что в преступлениях прослеживаются два разных почерка.

Половина сыщиков закивала головой, но пожилой коп и остальные сохраняли нейтралитет.

– Вы ведь все знаете понятие modus operandi[2]?

Все кивнули.

– Отлично. В нашем случае modus operandi – это то, каким образом совершаются преступления, какие методы задействуются, как проявляется узнаваемый почерк преступника, характерный только для него. Сейчас прослеживаются два разных стиля: один человек делает хирургические операции, а второй играет в куклы.