– Играет в куклы? – переспросила Темплтон.

– У тебя были куклы в детстве?

– Да, но я никогда с ними не играла.

Это многое объясняло.

– Одному из нашей пары нравится наряжать жертв, – продолжил я. – Ей нравится накладывать макияж, ну и так далее. Мы можем сделать такое заключение, потому что на жертвах оставались следы косметики. И головы жертвам бреют затем, чтобы легче было играть с париками. Это главная цель.

– А еще зачем? – спросил Хэтчер.

– Чтобы обезличить. Нацисты в концлагерях брили узникам головы по той же причине. Все обнаруженные жертвы были одеты в одинаковые серые спортивные штаны и кофты, никак не брендированные, так? В этих спортивных костюмах они и находились большую часть времени. Это тоже составляет часть процесса деперсонализации. Помимо этого, тот человек из пары, который играет в куклы, хочет, чтобы все наряды сохранялись в хорошем состоянии.

Я дал присутствующим несколько мгновений, чтобы осмыслить услышанное.

– Когда работает пара, один человек в ней доминирует, он лидер, а второй – подчиненный. В нашем случае доминирует тот, кто проводит операции. Он белый, хорошо образован, в возрасте от тридцати до сорока. Слишком уж непросто организовать такое преступление в молодые годы. У него пятерка по самоорганизации. Все, что он делает, тщательно продумано и выверено до мельчайших подробностей. Его жизнью управляют его собственные фантазии, и теперь, когда он начал их реализовывать, единственное, что заставит его остановиться, – его арест или убийство. Да, и – он богат. Скорее всего, получил наследство.

Я указал на карту.

– Учитывая, что все точки расположены к северу от Темзы, можно предположить, что он живет где-то в этом районе. Чтобы осуществлять то, что он делает, ему нужно жить в закрытом и уединенном месте. Жертвы издают очень много шума, поэтому ему нужен отдельный дом на достаточном расстоянии от соседей, чтобы они ничего не слышали. В этом районе недвижимость очень дорогая, в особенности если речь идет о большом доме, где было бы много места для его игр.

– Игр! – воскликнул седой полицейский. – Да как вы можете называть то, что он делает, играми?

– Поверьте мне, наш преступник сейчас веселится на полную катушку, – ответил ему я. – Вы же видели отчет токсикологической экспертизы? В крови первых трех жертв – следы экстези, амфетаминов и снотворного. И у Патрисии Мэйнард найдут то же самое. Он дает жертвам экстези и амфетамины, желая, чтобы они испытали максимально сильную боль. Экстези повышает чувствительность. Амфетамины не дают им потерять сознание. А успокоительное нужно, чтобы после завершения пыток – его основного веселья – жертвы были максимально пассивны и послушны. Выбор препаратов объясняется тем, что все их легко достать. И то, что они наверняка приобретались нелегально, означает, что через аптеки мы на преступника не выйдем.

– Может, он пытается послать нас по ложному следу, – сказала Темплтон. – Как он пытался нас обмануть, разбив камеру в Сент-Олбансе. Может, он хочет, чтобы мы думали, что он живет к северу от реки, а на самом деле живет на юге?

– Это исключено, – сказал я. – Высокоорганизованные преступники, как наш, всегда стараются усовершенствовать свой modus operandi. Использовать обманки он начал совсем недавно. Раз он начал это делать, можно предположить одно из двух: либо какие-то ваши действия дали эффект, и он чувствует, что вы у него на хвосте, либо же у него усилилась паранойя. Неважно, что именно работает, важно, что это хороший признак. Если добавить к этому то, что похищения стали случаться все чаще, то легко сделать вывод, что он уже катится по наклонной плоскости. Чем скорее он будет это делать, тем легче будет его поймать.

– Стог сена получается достаточно большим, – сказала Темплтон, глядя на карту за моей спиной.

– Да. Я сделаю все возможное, чтобы его уменьшить.

– А он может быть практикующим хирургом? – спросил Хэтчер.

Я покачал головой.

– Хорошая идея, но нет. Ему совершенно не интересно лечить людей. Операции, которые проводит он, позволяют ему сохранять жертв в живых и продлевать их мучения. Если подумать, его действия очень прагматичны. Преступник мог начать учиться в медицинском, но в лучшем случае он протянул там два семестра. Там должен был произойти какой-нибудь инцидент, в результате которого его отчислили. Вам нужно связаться со всеми мединститутами и получить списки всех, кого отчислили, особенно вследствие каких-либо драматических событий. Наш кандидат вряд ли ушел незамеченным. Это могут быть события двадцатилетней давности, но я уверен, что это было настолько громкое событие, что о нем вспомнят.

Я замолчал и посмотрел в лицо каждому, чтобы убедиться, что все меня слушают.

– А сейчас о его напарнике, а точнее – напарнице. Это белая женщина. На пару лет моложе, ниже, без высшего образования. Она уступает своему сообщнику во всех отношениях – и физически, и личностно, и интеллектуально. Наш «хирург» не потерпел бы рядом никого, кто хоть в чем-то его превосходит. И еще: она не уверена в себе. Они, возможно, любовники, может быть, даже муж и жена, как Уэсты, но пока не стоит исключать и другой тип отношений. Например, они могут быть братом с сестрой.

– Вы сказали, что второй человек – женщина, – сказал седовласый детектив. – Вы в этом уверены?

– Да, уверен, потому что жертвы до сих пор живы. Если бы работали двое мужчин, они замучили бы своих жертв до смерти. А женщина привязывается к своим куклам, заботится о них, кормит, следит за здоровьем. Она не переживет, если они будут убиты, и доминирующий партнер это понимает. И лоботомия здесь становится компромиссом: жертвы живы, но все равно что мертвы. И, что важно, они никогда не смогут узнать своего мучителя. Это идеальное решение проблем – еще один пример прагматизма доминирующего члена пары.

– Вы как будто восхищаетесь им.

– Вы не поверите, насколько вы далеки от истины, – посмотрел я в глаза своему оппоненту. – Даже не думайте, что я восхищаюсь этими ублюдками. Это совершенно не так.

Старикан, казалось, сейчас меня прибьет на месте, и то, что рядом было еще с десяток человек свидетелей, его не волновало. Я смотрел ему в глаза до тех пор, пока он сам их не отвел. Было все, как в школе.

– Хорошо, едем дальше, – сказал я. – Доминирующий партнер – импотент, и это его очень злит и раздражает. Это одна из причин, почему пытки такие жестокие. У всех жертв есть раны, нанесенные швейной иглой или шпилькой. Они символизируют сексуальное проникновение. С ножевыми ранениями та же логика.

– Вы сказали, что есть и другие причины жестокости пыток? – спросила женщина из второго ряда.

– Да, еще ему нравится слышать крики жертв.

Она побледнела.

– И еще вот что, – заметил я. – Сейчас вы, может, и не согласитесь, но вообще мы сейчас расследуем и убийство.

– А убийство здесь как появилось? – спросил Хэтчер. – Пока было четыре жертвы, и они все вернулись.