– Эй, парень, чего здесь ошиваешься? – послышался грозный оклик.

Билл оглянулся – на него, нахмурившись, смотрел чернокожий детина, похожий на грубо высеченную из скалы скульптуру титана.

– Кто, я?

– Ты, ты. Чего выискиваешь?

– У меня здесь отец, – не растерялся Билл.

Внезапно в хмуром взгляде охранника мелькнуло удивление.

– Что у тебя там? – показал он на руку Билла.

– Чего прилип, заняться нечем? Или тут ко всем клиентам так относятся?

– Я про тату. Покажи.

Здоровяк ткнул пальцем на выглядывающий из-под футболки рисунок на плече.

– Да на здоровье.

Билл задрал рукав, открыв изображение парашюта с надписью «2e REP»[9].

– Legio Patria Nostra[10]. – Губы охранника расплылись в улыбке. – Из второго репа, значит?

– Ага, третья рота, – ответил опешивший Билл.

– Лихое подразделение. Давно уволился?

– Третий день. Ты тоже из бывших легионеров?

Билл знал, что его коллег после увольнения частенько приглашают в охранные структуры, но никак не ожидал встретить сослуживца именно здесь и сейчас.

– Бывших? Однажды став легионером, остаешься им навсегда, – с пафосом ответил охранник и, расстегнув куртку, ткнул в вытатуированный на груди герб легиона – стилизованную гранату с семью языками пламени. – Я Жозеф, – протянул он руку.

– Билл, – представился Дайсон-младший и, козырнув, добавил: – Сержант Уильям Дэвис.

Фамилию Дэвис ему дали в легионе, когда он, решив стать «призраком», попросил скрыть настоящую.

– Сержант? Круто! Послушай, братишка, я через час закругляюсь. Давай посидим где-нибудь, поболтаем, поностальгируем. Выпивка за мой счет.

Билл окинул нового знакомого изучающим взглядом. С этим парнем стоило познакомиться, глядишь, поможет пробраться внутрь.

– Легко, – кивнул он.

– Отлично! – Охранник оторвал от сигаретной пачки кусочек картона, что-то нацарапал на нем и протянул Биллу. – Вот адрес одного достойного паба. Тебе понравится.

– Знаешь, я ведь из Сенегала. Если б ты только видел, какая там нищета! Вот и пошел в легион. Семью нужно было из дерьма вытаскивать, – откровенничал Жозеф, вытирая с губ пивную пену.

На улице заметно стемнело, было выпито уже по пять больших кружек, а они все продолжали вспоминать о легионерских буднях, пытались вычислить общих знакомых и делились забавными историями.

– …Потом командировки в Гвиану и Каледонию. Сам знаешь, за заморские департаменты больше платят. В Косово был, ходили там в бронежилетах, народ распугивали. – Жозеф говорил, а его глаза блестели, как у пылкого юноши, рассказывающего о возлюбленной. – Особо тяжко в Афгане пришлось. Если один на улицу выйдешь, дольше пяти минут не проживешь. Это они днем крестьяне, улыбаются тебе, а как стемнеет – все воинами Аллаха становятся. Столько страха натерпелся… Меня там ранили даже. Так что теперь я настоящий француз, не по рождению, конечно, а по пролитой крови. А тебе в тех местах не довелось служить?

– Афганистан закрыли давно.

– Точно, ты ж еще совсем зеленый. Ну а в настоящих боях участвовал?

– Бывало.

Билл задумчиво потер шрам на щеке. Вспомнилось, как он впервые встретился с врагами.

* * *

…Это случилось в песках Сахары. Тогда штурмовой отряд Билла забросили в тыл к исламистам, где, по сведениям разведки, террористы устроили кровавую резню мирных жителей. Как потом выяснилось, все это оказалось хорошо спланированной ловушкой: вместо плачущих детишек и женщин, легионеров встретили вооруженные до зубов боевики.

Схватка задалась жаркая – дошло до рукопашной. Но исламистов было в несколько раз больше, и пришлось отступать. Отстреливаясь, солдаты перебежками двигались к каким-то постройкам, чтобы за ними укрыться от огня противника. Оглянувшись, Билл увидел, что один из легионеров отстал. А потом, держась за ногу, и вовсе повалился на землю. Это был его друг Люк Рахис, с которым они познакомились еще в учебном полку. Люк успел перекатиться и спрятаться за торчащим из песка валуном.

– Чтоб их разорвало! – процедил Билл.

Один, да еще и с ранением, Люк долго бы не продержался. На чем свет стоит кляня врагов, Билл рванул на выручку.

– А ну стой, идиот! – прозвучал возглас сержанта.

Он схватил Билла за рукав и дернул на себя.

– Там Люк!

– Да вижу я. У него хорошая позиция, несколько минут выдюжит, мы подстрахуем. А там и вертолеты с подкреплением прибудут, по рации сообщили.

– Тут всего-то метров двести, я помогу… – пробурчал Билл и кинулся к другу.

– Вот кретин безбашенный! – послышалось за спиной. – Прикроем его огнем, ребята!

Билл перекатился по выжженной земле и, прячась за камнем, сел рядом с Люком.

– О, а ты здесь, откуда?! – воскликнул тот, перекрикивая шум боя.

– Легионеры своих не бросают, – тяжело дыша от бега и раскаленного воздуха, прохрипел Билл. – Как ты?

Просвистевшая совсем рядом пуля врезалась в землю и подняла облачко пыли.

– Как на шикарной вечеринке с петардами. – Люк облизал пересохшие губы и плюнул. – Правда, проклятый песок в каждую клеточку въелся и на зубах скрипит.

– Есть такое, – сказал Билл, перетягивая вену над кровоточащей раной товарища.

– М-м-м, – простонал тот. – Зря ты сюда сунулся. Сейчас эти ублюдки отправят бандерольку из гранатомета, и нам обоим кранты.

– Хотели б, уже давно отправили. Мы им живыми нужны.

– Похоже, иначе бы ты до меня хрен добрался. Но в гости к этим как-то не хочется. Распотрошат, как рыбешек, и не посмотрят, что во мне тоже берберская кровь течет. – Люк вытер струящийся по лицу пот и сменил опустевший магазин своего фамаса[11]. – Так что поборемся еще.

Билл прекрасно понимал, о чем думает друг. Каждый легионер знал истории из марокканских и алжирских кампаний прошлых веков. Попасть тогда в плен к арабам означало неминуемую мучительную смерть. Сначала чужака терзали женщины. Они отпиливали ему тупыми ножами все, что возможно: уши, нос, гениталии… А когда кровавая вакханалия заканчивалась, один из мужчин рассекал несчастному горло, как жертвенному барану на празднике Ид аль-Адха[12], и отрезанное зашивали в распоротый живот уже мертвого легионера.