– Всегда считалось, что островитяне произошли скорее от берберов.

– Дело в том, что некоторые из них имели своими предками рабов, которых финикийцы захватили во время похода на север Африки, а другие, главным образом на Фуэртевентуре и Лансароте, добрались до островов самостоятельно с близлежащих берегов пустыни. Однако, на мой взгляд, обитатели западных островов были привезены единственно с целью сбора орхила.

Прелат несколько секунд хранил молчание и вновь с воодушевлением принялся за аппетитного кролика, который уже начал остывать. Затем вытер рот тыльной стороной ладони и, наконец, заметил:

– Даже если и так, нет сомнения в том, что им оказали огромную услугу, поскольку лучше уж быть рабом, забытым на райском острове, чем бербером в североафриканских каменистых урочищах. Но впрочем, эта тема к делу не относится…Что еще ты мне расскажешь об орхиле?

– Что он растет очень медленно на своего рода корке, покрывающей вулканический камень. Если корка, соединяющая его с утесом, ломается, он в этом месте уже больше не вырастает, поэтому следует крайне осторожно срезать листья, которые едва достигают длины фаланги пальца. Я также выяснил, что французы Жан де Бетанкур и Гадифер де Ла Саль прибыли на острова не из любви к приключениям и не из жажды славы: они искали орхил, поскольку происходили из одного района Нормандии, известного своими красильнями. Говорят, лет двести назад один флорентийский путешественник обнаружил в Сирии древний папирус, в котором описывался секрет финикийцев, касавшийся способа изготовления пурпура на основе орхила. Он разбогател и передал формулу своим сыновьям, и поэтому семья стала называться «Оркилаи».

Не ведаю, каким образом этот папирус попал в руки нормандцев, но знаю, что в годы своего пребывания на островах они занимались производством краски, вот поэтому некоторые туземные женщины научились это делать.

– И ты предполагаешь, что Гарса была одной из них?

Отставной генерал несколько раз кивнул головой. Казалось, он мысленно вернулся в прошлое – на много-много лет назад.

– Я не предполагаю, а точно знаю, потому что этому обучила ее бабушка, и очень скоро она предупредила меня об опасности: что произойдет, если проклятая и уже забытая пурпуровая лихорадка вновь овладеет островом. «Жидкость, которой окрашивают шкуру, столь же бесполезна, сколь и разноцветные бусы… – сказала она мне. – Это не еда, не питье, не лекарство от болезней. Однако она может наделать столько же зла среди твоих соплеменников, сколько бусы – среди моих».

– Тонкое замечание, спору нет… – согласился прелат. – И, на мой взгляд, нетипичное для человека, у которого не было возможности учиться.

– Не впадай снова в заблуждение, к несчастью весьма распространенное, не путай ум с образованностью, – тут же укорил его собеседник. – При дворе я был знаком с сотнями ослов, по виду вроде бы образованных, тогда как десятки людей, которых мы считаем темными, отличаются невероятной сообразительностью. И хотя мне неловко в этом признаваться, лучшим доказательством служит тот факт, что Гарса за три месяца успела изучить испанцев лучше, чем я – ее соплеменников за целое десятилетие.

Продолжительные пересвисты проносились над ущельями, достигая вершин скал; получавшие сообщения с юга тут же передавали их на север, вследствие чего на второй день в первый час пополудни на берегу появились четверо членов Совета старейшин во главе с неизменно суровым Бенейганом.

Первым делом они расселись вокруг холмика, на котором лежал труп юноши, желая своим молчанием оказать ему последние почести, но где-то через час потребовали, чтобы юная Гарса явилась к ним и объяснила, по какой причине она приняла необычное решение соединить свою судьбу с чужеземцем, хотя, как известно, благодаря своей красоте и достоинствам была предназначена в жены предводителю.

– Я уже стала женой предводителя, – твердо ответила девушка. – Только мои родители могли бы возразить против нашего союза, но поскольку они этого не сделали, я не понимаю, к чему подобные расспросы со стороны людей, которых я даже не знаю.

– Таков обычай…

– Но не у нас… – заметила девушка. – Если моя семья, когда нам приходилось туго, никогда не получала помощи с севера, с какой кстати мы должны отчитываться в наших действиях?

– Иногда вы пользовались нашей водой.

– Закон гласит, что пастбища и вода, где бы то ни было, принадлежат всем, и мои сородичи никогда не возражали, чтобы скот спускался на наши земли, когда на севере была засуха.

Представитель высшей власти на острове, Бенейган, который до этого момента ограничился тем, что слушал, так как положение не позволяло ему опускаться до разбирательства «простой домашней проблемы», жестом приказал всем замолчать. Он внимательно посмотрел на девушку, осмелившуюся разговаривать с Советом старейшин столь непочтительным тоном, и затем сказал:

– Твоя дерзость превосходит твою неоспоримую красоту, но меня беспокоит, что ты ведешь себя так, полагая, что, раз ты являешься женой чужеземца, его власть тебя защищает. – Он легонько указал на нее концом длинного копья, которое всегда носил с собой, и добавил: – И все же тебе не следует забывать, что ты по-прежнему живешь на острове, и тот факт, что ты спишь с пришельцем, не отменяет того, что ты связана с нами кровными узами.

– Я этого не забыла и никогда не забуду, – успокоила его девушка. – Тем не менее хочу тебе напомнить, что, согласно нашим самым древним обычаям, когда женщина соглашается навеки соединиться с мужчиной, она должна служить ему, подчиняться и даже покинуть свою семью, чтобы войти в семью супруга… – Она сделала короткую и выразительную паузу перед тем, как завершить свою речь. – И я так и поступила.

– Этот закон был придуман не для чужеземцев.

– Это трудно утверждать, поскольку он был установлен, когда на остров еще не прибыл ни один чужеземец, однако они уже здесь, и этого никто не может отрицать… – Девушка сделала короткую паузу и добавила: – Я хочу, чтобы было ясно только одно: я никогда не поступлюсь интересами моего народа ради супруга, так же как никогда ничего не сделаю во вред супругу ради моего народа. Скорее наоборот: испытывая любовь к обоим, я считаю, что многое могу сделать для всеобщего блага.

Вождь островитян, который явно не привык к тому, чтобы кто-то ему перечил, особенно если это молодая женщина, выказавшая не по возрасту живой ум и красноречие, ответил не сразу. Он покрутил в ладонях копье, с которым никогда не расставался, словно, когда он ощущал его в руках, ему лучше думалось, и после долгой паузы заметил:

– Как тебе верить, если, насколько я понял, ты уже отреклась от наших богов, приняв бога испанцев.

– Моя семья никогда не принимала ваших богов, точно так же как я не принимаю бога испанцев. Моя бабушка, очень мудрая женщина, внушила мне, что существует только два бога, которых мы должны любить, бояться и уважать: солнце и вода. Вот они действительно нас защищают, потому что во мраке ночи царит смерть, а без воды нет жизни.