– Что нам известно о нем?

– Первое – выходец из Днепропетровска. Это город Центральной Украины. Второе. Лично участвовал как в насильственных политических акциях радикального характера, так и в боевых действиях на востоке Украины. Военная прокуратура Украины в 2015 году открывала по нему криминальное производство с обвинением в бандитизме, то есть гангстеризме. Дело закрыто… точнее, не расследуется по политическим причинам. Третье. Со слов русских, которые, скорее всего, соответствуют действительности, нам известно об обширной нелегальной деятельности Ступака. В частности, он занимался добычей высокорадиоактивного мусора, в том числе вскрывая старые захоронения, и активно предлагал их террористам как начинку для создания атомных бомб. Гор предположительно прибыл в Украину для встречи со Ступаком и налаживания контактов по поставкам высокорадиоактивного мусора исламскому террористическому подполью, в том числе в странах Запада. Но русские сорвали эту сделку, Ступак был ими застрелен. Гор, считалось, тоже. До тех пор пока в Париже не произошел теракт. Вот все, что нам достоверно известно на сегодняшний день.

– Не вяжется, – сказал Доул, который в этой группе выполнял роль приглашенного эксперта от Министерства безопасности Родины.

– Что именно не вяжется?

– Если верить русским и их данным, Ступак был застрелен и сделка сорвана в самом начале мая. Допустим, даже первого мая. Пусть так. Ядерный взрыв в Париже произошел в ночь на двадцать шестое. Двадцать шесть дней на изготовление устройства? Кстати, мы понимаем, что там произошло? В физическом смысле?

У доски Кори заменил эксперт Министерства энергетики.

– Мы продолжаем сбор информации, наши группы ядерной безопасности работают бок о бок со специалистами французского комиссариата по атомной энергии…

– Это действительно был ядерный взрыв?

Эксперт кивнул.

– С принципиальной схемой взорвавшегося устройства мы не можем разобраться до сих пор. Она не похожа ни на что, известное нам до этого. Но кое-что мы установили точно. Это не грязная бомба.

– А поточнее?

– Видите ли, понятие «грязная бомба» означает, что вы используете высокорадиоактивные материалы для долговременного загрязнения местности. Но при этом сами они не вступают в реакцию. В мире полно радиоактивных элементов, сэр, они используются, например, в рентгеновских аппаратах. Вы берете что-то радиоактивное, привязываете взрывчатку, бах – и все это разлетелось по местности. Но в этом устройстве была реализована принципиальная схема взрыва за счет деления радиоактивного вещества, то есть была запущена цепная реакция, хотя количество ее циклов было намного меньше, чем в классической атомной бомбе. Тем не менее заложенное в бомбу радиоактивное сырье прореагировало, мы не знаем, чего ожидал человек, конструировавший это, но цепная реакция была. Так что это – атомный взрыв, джентльмены, нет никаких сомнений. И взрыв с использованием веществ, которые до этого считались безопасными в смысле такого использования. Кто бы это ни сделал, он сказал новое слово в ядерной физике.

Здесь, поскольку это была военная часть, размещалось не кафе, как в ЦРУ, а столовая, в которой кормили со специальных подносов с углублениями, как в армии. Набрав себе мясного, Доул подошел к столу, за которым ужинал Кори. Точнее, ланчевал перед тем, как поехать домой. Времена нынче нелегкие, и если есть возможность заправиться на халяву, то это надо делать…[27]

– А вы умный парень… – сказал Кори, поглощая салат из фруктов, – в Массачусетском учились?

Они посмотрели друг на друга – и Доул понял, что Кори знает про его прошлое, про сделку со следствием. Впрочем, странно, если бы агент ФБР этого не знал.

– Вам не кажется, что в нашем деле концы с концами не сходятся?

– Так почти в любом деле концы с концами не сходятся. Не знал? Я бы насторожился, если бы сходились.

– Не в этом дело, сэр. Как думаете, можно собрать рабочее ядерное устройство за двадцать шесть дней? Даже если у вас есть для этого все материалы и компоненты и если вы непризнанный гений?

– О чем вы?

– Допустим, я талантливый студент. Ядерный физик и химик. Допустим, я даже придумал нечто новое, прорывное в ядерной физике – принципиальную схему взрывного устройства, для которого не требуется высокообогащенный оружейный уран, достаточно ядерного топлива. Но смогу ли я собрать это устройство, причем так, чтобы оно сработало? Что для этого мне потребуется? Оборудование? Какое? Должен ли я буду провести научные эксперименты, и если да, то какие? Вообще, возможно ли собрать ядерное устройство принципиально нового типа за двадцать шесть дней?

Кори отложил вилку.

– Но что-то же взорвалось? Ты думаешь, русские водят нас за нос и Украина не имеет к этому никакого отношения?

– Нет. Я думаю, что Украина-то как раз при чем. Мы можем съездить в одно место, сэр?

– Какое?

– Тут недалеко. Мне нужен незаинтересованный свидетель.

До Кембриджа (не путать с британским Кембриджем, хотя университеты есть и там, и там) они добрались уже потемну. Хотя на северо-востоке расстояния небольшие – не то что в Техасе. Это сердце страны, наиболее европеизированная ее часть. Основанная выходцами из Великобритании и Голландии, она и была похожа на маленькие европейские городки, со зданиями из кирпича винного цвета в три-четыре этажа и кривыми, проложенными явно не по линейке улицами. Автомобили тут тоже были в основном европейские. Почти Европа, от чего Кори было не по себе – в Европе ему тоже пришлось поработать, причем не в самых приятных обстоятельствах.

– Здесь. Вон тот «Мерседес».

Кори посмотрел на серебристый S-classe предыдущей версии. Машина для понтов – если даже брать подержанной, то на эти деньги можно купить новый японский седан и сэкономить на обслуживании.

– Чей он?

– Одного профессора. Он специализируется на ядерной физике, точнее, на математическом обсчете ядерных взрывов, то есть на создании математических моделей, позволяющих не проводить реальные ядерные испытания. Ему в свое время нужен был математик, специализирующийся на сложных массивах данных.

– Это для меня темный лес.

– Работа с базами данных – триллионы цифр. Эту работу в свое время делал для него я…