— Но, ожидая подкрепление, не дождемся ли, что укрепятся американцы? — Скорцени проводил танкиста в охотничий домик, где расположился. — Моим людям удалось взорвать только два встречных перегона. Два других остались в целости и сохранности. Американцы перегруппируются, довезут войска до соседней станции, даже если асы Геринга хорошенько пощиплют их во время перехода по шоссе, они могут явиться раньше наших.

— Могут, я согласен, — Пайпер кивнул. — У меня диспозиция следующая, — он наклонился над картой. — 1-я танковая рота оберштурмфюрера СС Крензера занимает позиции ближе всех к станции. 2-я танковая рота гауптштурмфюрера СС Криста контролирует Ля-Гляйц с севера и северо-востока. 84-й зенитно-штурмовой батальон майора фон Закена занимает окрестности Шенье и переправу через Амблев. Пехотный батальон штурмбаннфюрера СС Дифенталя усиливает танки у станции. Туда же подтянулась группа штурмбаннфюрера СС Хергета. Американцы сопротивляются, везде идут затяжные бои. Фронт, ты сам видишь, растянут на три километра, удерживать его трудно. Зепп распорядился, чтобы вся дивизия «Лейбштандарт» выдвигалась нам на подмогу, чтобы развить успех. Но, по моим данным, до Ставелота дошла пока только группа «Книттель». «Хансен» застряла из-за ужасного состояния дорог. А «Зандиг» не смогла переправиться через реку и вынуждена была свернуть на Ванн. Скорее всего, они появятся не раньше полудня.

— Но можем ли мы атаковать станцию сейчас, не дожидаясь подкрепления? Я полагаю, это может принести успех. Американцы напуганы, они в смятении. Психологически сейчас очень удобный момент.

— Я не спорю, — Пайпер покачал головой. — Но у меня горючего в танках на полдня, не больше. Если мы захватим станцию, как мы ее удержим? Придется потом отступать. Только зря потратим силы.

— А если промедлим, упустим благоприятный момент.

— И это верно, — Пайпер задумался на мгновение, потом предложил: — можно провести атаку силами твоей группы и группы «Хергет», при поддержке небольшой бронированной группы моих танков, которую мы обеспечим нужным количеством горючего и боеприпасов. Время действительно терять обидно. Будем надеяться, что «Зандиг» действительно придет к полудню или хотя бы к двум часам дня. До этого времени мы продержимся.

Мощный артиллерийский огонь накрыл станцию и деревню Стумон. Это была явная подготовка атаки. Маренн только выбралась из-под обломков разбитого вагона, когда земля под ногами дрогнула, надрывно завыли снаряды, ее снова отбросило взрывной волной, и она сильно ударилась о край перевернутой платформы. Слева и справа взметнулись ввысь столбы пламени. Все вокруг стонало, сотрясалось. Пороховая гарь, дым и отблески взрывов заполнили и воздух, и небо — все вокруг. Острой болью ломило в ушах. В глазах потемнело. Она попыталась встать, но боль мгновенно пронзила спину, она только успела заметить, как бронированная машина вползает на станцию, на ее башне красовался новенький значок дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», жерло орудия поблескивало красно-белым огнем. За ним мелькали фигурки пехотинцев с автоматами наперевес — в немецкой форме. Потом все стихло — она потеряла сознание. Когда открыла глаза, обстрел уже стих. Снопы искр взлетали в серое, темнеющее небо. Рядом с ней кто-то сидел. Превозмогая боль, Маренн повернулась — она узнала бы его лицо из тысячи, несмотря на боль, на страдание. Все тот же широкий разворот плеч, те же правильные, точно с плаката доктора Геббельса, черты невозмутимого лица. Только один глаз слегка искривился и на левой щеке отпечаталось несколько глубоких шрамов.

— Ханс, — она с трудом заставила себя произнести это имя, и сама не узнала свой голос, точно услышала его откуда-то издалека. — Я думала, мы никогда не увидимся. Я звонила в госпиталь, ездила туда. Мне сказали, он умер. Зачем?

— Я сам просил, чтобы так сказали, — оберштурмбаннфюрер СС Ханс Хергет наклонился, осторожно поднял ее голову. — Я знал, ты повезешь меня в Берлин, в Шарите, я не хотел всего этого, не хотел, чтобы ты меня лечила.

— Но почему? — она не могла скрыть растерянности. — Почему?

— Я знал, кто покровительствует тебе в Берлине, и знал, что он может сделать твою жизнь невыносимой так же, как он сделал ее лучше. Этого я тоже не хотел.

— Но столько лет! Даже ни полслова.

— Зачем?

— Ты был во многом прав, — она поперхнулась, закашлялась.

Он помог ей сесть.

— Штефан погиб в прошлом году. Если бы я послушалась тебя и мы тогда уехали в Париж, он был бы жив.

— Но ты не тот человек, чтобы уехать, — он сказал это мягко, даже с нежностью. — Ты осталась.

Что-то холодное уткнулось ей в руку. Маренн опустила голову — Айстофель, его влажный черный нос. Пес весело крутит хвостом, заглядывает в лицо.

— Хороший мой, хороший, — она погладила жесткую шерсть на спине. — Я жива, хоть и сама удивляюсь.

Раз Айстофель здесь, это означает, что Скорцени рядом.

— Мы взяли станцию? — спросила она, прислушиваясь к отдаленной перестрелке. Только сейчас она обратила внимание, что поодаль стоят несколько эсэсовцев из группы Хергета, а метрах в пятидесяти, сминая и переворачивая все, что попадалось под гусеницы, проехал «королевский тигр». Командир, высунувшись по пояс из башни, поприветствовал Хергета взмахом руки.

— Да, станция наша, — ответил Ханс. — Но, по данным разведки, американцы готовят контрудар. Они сформировали несколько оперативных групп, которые постараются ликвидировать такой серьезный прорыв. Так что можно ожидать, что они скоро атакуют нас. И нам нужно переходить к обороне, чтобы удержать захваченные рубежи.

— Мы уходим?

— Да, — он кивнул. — Она разрушена и, по сути, для нас уже ничего не решает. И для американцев тоже. Ты можешь идти? Тебя сильно ранили? — поддержав под руку, он помог ей подняться.

— Нет, кажется, я цела, — Маренн даже нашла в себе силы улыбнуться. — Только сильно ушиблась. И страху натерпелась…

— Ханс, Зандиг пришел, — услышала она голос Скорцени. — Вполне вероятно, что к вечеру прибудут остальные. Пайпер настаивает на том, чтобы занять оборону на высотах у Стумона.

Отто подошел ближе. Маренн заметила, он смотрит на нее с упреком. Айстофель весело прыгал между ними.

— Отойди, отойди, — Скорцени отогнал его рукой. — Не мешай. Я рад, фрау Ким, что все закончилось благополучно. Хотя вы всех нас заставили поволноваться.

Он говорил сдержанно. Она понимала, Скорцени ни за что не покажет своих чувств при Хергете. Оба делали вид, что едва знакомы с ней. Это было слегка смешно, но больше — грустно. Учитывая, что она едва не погибла.

— Я и сама поволновалась, господин оберштурмбаннфюрер, — ответила она. — И не раз вспоминала ваши наставления.

— Хорошо то, что хорошо кончается. Хотя надо признать: то, что станцию все-таки удалось взорвать, внесло едва ли не решающий вклад в успех сегодняшнего дня, — он едва заметно улыбнулся, одними глазами. — О вашей смелости, фрау, я обязательно доложу рейхсфюреру.