просто, да и Сару тысячу лет не видела, вот мы и загулялись. Вы уж простите! – Мелисса, состроив самое невинное выражение лица, подошла и обняла Монику. Та сразу же растаяла:

– Ну ехидна! Ну ладно! Шут с вами! Давайте, бегом руки мыть, и за стол, а потом расскажите мне все по порядку, где были, что видели! Давайте, давайте! – и она ласково потрепала девочек по волосам.

Они опрометью бросились в уборную, а тетя пошла накрывать на стол.

– Мелисска, молодец! Спасла нас, – тихо говорила Сара, пока подруга лила воду ей на руки. – Мне же сегодня от мамы влетит за утреннюю рыбу! Два раза подряд получать тумаков не очень-то хочется.

– Хм, – Мелисса гордо усмехнулась. – Я знаю, как укрощать тетю, но мы с тобой тоже хороши! Не припомню я, что бы мы в первый день так задерживались! – Мелисса понизила голос. – Главное, не вызывать к себе излишнего внимания. Сама понимаешь, почему.

– Согласна!

Покончив с вечерним туалетом, девочки с самым невинным видом прошли в гостиную, где уже был накрыт стол, и Моника восседала в своем любимом зеленом кресле.

– Давайте, котики, садитесь! Блины, рыбешка, салатец, сырок, картошка, – подражая голосу уличного торговца, начала тетя. – Хотя по-хорошему, вас на хлеб и воду посадить надо!

Подруги смиренно ели, а Моника с довольным видом наблюдала за ними. «Эх, какие же они прелестные», – думала она, – «Ну как можно ругать молодежь! Я же сама такая была! Да и сейчас, разве ж я лучше! Тоже могу что-нибудь выдать!».

– Ну, заразы, а теперь рассказываете, где были, что видели!

– О, тетя, сначала мы пошли купаться на дикий пляж, – начала Мелисса

– А потом мы пошли на рынок, – подхватила Сара. – воро…, ой, покупать семечки.

– Ух ты! – радостно закричала тетя и хлопнула в ладоши. – Сколько ж наворовали?! Долго убегали?!

– Мы не воровали, мы купили, – менторским тоном сказала Мелисса и строго глянула на Сару.

– Эээээ, – тетя Моника стушевалась и подмигнула Саре. – Ну да, да, конечно, воровать не хорошо! Зато как весело! Ну а дальше, что было, а?

– А потом мы сидели на пристани, – продолжила Мелисса. – Грызли семечки, – и ее лицо озарилось вдохновением. – И познакомились с Виктором! Поэтом!

– Ух ты! Черти мохнорылые! Да ты что?!

Когда тетя не могла сдержать своих эмоций, она начинала сыпать довольно странными словечками. Сара, уже давно успевшая к ним привыкнуть, тем не менее, захихикала. Мелисса строго посмотрела на нее, решив, что она смеется над Виктором.

– Да, тетя так и было! Он и стих нам свой прочитал! – гордо сказала Мелисса. – А вы знаете его?

– А то ж! Конечно знаю! Мы с ним давным-давно знакомы, – в радостном голосе тети проскользнула едва заметная грусть.

– А расскажите нам о нем! – попросила Мелисса.

Сара начала демонстративно зевать.

– А то ж, что же не рассказать! Сейчас расскажу!

Глава 20

– Виктор, – начала тетя Моника. – Всегда отличался свободолюбивым нравом. Он родился в очень богатой и знатной семье, которую почитали даже за пределами Бриф-Коста. Но рос шалопаем, а не выхолощенным дворянским мальчиком. Костюмчиков Виктор не любил, на пони тоже ездил неохотно – его всегда тянуло прочь из дому, к простым ребятишкам. Уж сколько раз вылавливали его родители с улицы, и нянек нанимали, и гувернеров, а Виктору хоть бы хны: оденет чистенькие, глаженые штанишки и мах через забор к своим друзьям. А потом возвращается весь изодранный, помятый, но довольный, как черт! Его и лупили и увещевали, а ему – все равно. Отец его думал так: ладно уж, может детство в сыне играет, может, повзрослеет он, да и пройдет блажь. И к 17 годам вольного Виктора решили отдать в университет изучать точные науки. Как он этому воспротивился! Но мать слезно умоляла его, и, пожалев родительницу, поступил он в университет. Но не выдержал и вскоре сбежал. Только записку оставил родителям: «Мол, не волнуйтесь, так, мол, и так, подаюсь я в матросы. Хочу мир увидеть».

Родители искали его повсюду, а он уже отбыл вместе с грузовым судном куда-то в далекие края. Долго ждали они сына, а он посылал им весточки из разных стран – то открытку пришлет, то письмецо, и везде, везде стиходейства свои приписывал. И уточнял: собственного сочинения. Родители фыркали: стихи! Да где это видано! Мало того, что человек из такой почитаемой семьи бросил университет, подался в матросы, да еще и рифмы плести стал. А когда же он делом займется?!

Все в округе только и толковали, что об их непутевом сыне. Высшее общество качало головами да охало, мол, несчастные они какие, так их Виктор подвел. Так прошло несколько лет, и вернулся Виктор на родину. Загорелый, возмужалый, красивый, но без богатств с одним лишь портфельчиком потрепанным, а в нем стихи. Пришел в родительский дом и говорит: «Вот я, отец мой и мать, явился вам!».

Они обрадовались, конечно, но отец ему сказал: «Ты живи с нами. Но будь добр исправиться, я тебе место выхлопочу на судостроительной верфи, будешь начальствовать спокойно и перестанешь нас позорить, наконец! Да и жениться тебе пора, мы с мамашей уже и невесту подыскать успели!». Но Виктор воспротивился такому повороту событий и ответил: «Не привычный я к подобным делам и начальствовать не хочу и не умею, собирался я, папаша мой дорогой, заняться поэзией своей и в порту работенку найти хотел какую-нибудь простую!». Отец, конечно, разъярился: «Достаточно я терпел, достаточно ты нас позорил, уходи из дома тогда и живи, как тебе заблагорассудится!». И грозно кулаком по столу хлопнул. Виктор вежливо откланялся родителям и ушел. Купил за гроши хибарку у моря и стал жить, как живет сейчас. В порту то грузы таскает, то матросам помогает, то еще какую-нибудь работу найдет. Родители-то его вернуть пытались обратно в семью, но Виктор ни в какую, говорит: «Не приму от вас ничего, раз вы меня понимать не хотите!». Отец его и по сей день жив, старый стал совсем, Виктор иногда заходит к нему, поговорить о том – о сем, но делить с ним кров отказывается! Вот такая история, котики, – закончила тетя Моника.

– Глупец, этот Виктор, – подытожила Сара, – Чего ему не хватало? Работал бы себе спокойно, как отец велел, да стихи бы писал свои, зато жил бы, как белый человек!

– Ну знаешь, – вскипела неожиданно Мелисса. – По-моему он герой и самый настоящий романтик, чью волю не сломить!

– Да! Не сломить волю его! Особенно к спирту! – фыркнула Сара.

Мелисса только покачала