Оставшись наконец в одиночестве в своем кабинете, он принялся листать подаренный ежедневник и размышлять о том, чем, собственно, отличаются молескины от других записных книжек. Эти книжицы хоть раз помогли ему распутать дело? В рекламных проспектах, прилагавшихся к ежедневнику, говорилось, будто такими же блокнотами пользовались великие писатели, например Хемингуэй. Ему показалось, что он знал об этом и раньше, просто тогда его это волновало, а потом забылось, и теперь ему все равно. Ему нужен новый ежедневник, и подарок кстати, вот и хорошо. Он сразу же вспомнил соседа с разваливающимся велосипедом «Сервело». «Просто нам все равно. Нам обоим», — подумал он.

Немного полистав пустой блокнот, он отправился в столовую и купил черствую булочку с сыром и ветчиной. У себя в кабинете он долго ее жевал, думая о селедке, черном хлебе и аквавите. Потом раздался телефонный звонок. Звонила Браттберг:

— Привет, я тебе обещала какую-нибудь работу. — Она сделала театральную паузу. — Но насколько ты в форме?

— Признан здоровым. Я здесь, чтобы делать свою работу.

— Я думала отправить Йенсена, но он все еще у священника.

— Переходи к делу. Я же сказал — я здесь, чтобы работать.

— Оперативный центр минуту назад получил сообщение об убийстве. В Библиотеке Гуннеруса.

— Как, в самой библиотеке?

— Больше того, в книгохранилище.

— Информация надежная?

— Наши люди уже выехали на место преступления. Подтверждение будет довольно скоро.

— Кто сообщил об убийстве?

— Некто Хорнеман, директор библиотеки.

— А жертва?

Браттберг ответила не сразу; ему было слышно, как она перебирает свои бумаги.

— Гунн Брита Дал, — наконец произнесла она.

Теперь наступила его очередь молчать в трубку. Гунн Брита Дал, жена Йенса Дала, с которым он разговаривал сегодня по дороге в участок? Который беззаботно мыл машину в святой уверенности, будто жена ушла на работу до того, как он вернулся домой? Или… В нем мгновенно проснулся полицейский. А насколько беззаботным выглядел Йенс Дал? Разве не странно, что с наступлением утра он не позвонил жене и не сказал о своем возвращении домой? С другой стороны, может быть, он так и сделал, а у нее телефон оказался выключенным — многие иногда так делают на работе. Слишком рано переходить к выводам. К тому же он находился в несколько необычной для полицейского ситуации: разговаривал с супругом жертвы преступления, не зная о самом преступлении. Это давало ему возможность оценить поведение мужа жертвы глазами беспристрастного свидетеля. У него не осталось ощущения, будто этим утром он разговаривал с убийцей. Йенс Дал выглядел как мирный отец семейства, у которого достаточно свободного времени, чтобы помыть машину.

— Синсакер, ты еще здесь? — откуда-то издалека донесся до него голос Браттберг.

— Здесь, здесь, — отозвался он, — и я беру это дело.

— Ты уверен, что справишься?

— С тем, чтобы сидеть здесь и таращиться в стену, я точно справлюсь куда хуже.

Браттберг попросила его взять с собой Мону Гран, молодую сотрудницу; она поступила на службу как раз перед его болезнью, и он помнил ее весьма смутно. Не она ли отплясывала с Торвальдом дикий танец на рождественском столе накануне того дня, когда он упал в обморок прямо в здании полиции и был госпитализирован в больницу Святого Олафа? Кажется, она. На вид сообразительная.

По дороге через центр города говорили, разумеется, не о рождественском застолье и последовавшем за ним диагнозе.

— Убийство в библиотеке! Неужели правда? Почти Агата Кристи. — Мона Гран была слегка возбуждена, и Синсакер задумался о том, сколько трупов ей уже довелось увидеть.

— Правдивее некуда, можешь не сомневаться. — Он сразу подумал, что его ответ прозвучал слишком резко, и добавил, чтобы смягчить впечатление: — Но звучит необычно, в этом я с тобой согласен.

Лишь придя в библиотеку, они в полной мере осознали, насколько это убийство превосходит все описанное Агатой Кристи. У входа их встретили два полицейских в форме, коротко отчитались о том, что нашли. В книгохранилище действительно лежал труп.

— С нее сняли кожу. Хуже этого я ничего не видел, — шепнул один из полицейских Синсакеру. По доверительному тону говорившего следователь предположил, что до операции они с полицейским были хорошо знакомы.

Во время разговора к ним вышел пожилой господин. Полицейский, который, очевидно, знал Синсакера, представил его:

— Пер Оттар Хорнеман, директор библиотеки.

Они последовали за ним в читальный зал на первом этаже.

— Мы собрали всех сотрудников в Кнутсоновском зале, — сказал Хорнеман. — После того как мы ее обнаружили, никто не входил ни в кабинеты, ни в книгохранилище. За безопасность отвечает Йун Ваттен. Если хотите, он проводит вас на место.

Хорнеман указал на начальника по безопасности. Синсакер сразу его узнал. Это был его сосед, велорыцарь плачевного образа.

«Опять сосед, а расследование еще только начинается», — сразу подумал следователь. Ему почему-то хотелось поздороваться с Ваттеном как со старым знакомым, хотя, насколько он помнил, они ни разу не разговаривали, просто знали друг друга в лицо. К тому же он понятия не имел, как давно они стали соседями. Поэтому просто протянул руку. К немалому его удивлению, Ваттен произнес:

— Мы снова встретились.

Только эти три слова, и ничего больше. Достаточно, чтобы совершенно сбить его с толку. Что этот тип, черт побери, имеет в виду?

Только сейчас Синсакер смог трезво оценить свою боеготовность. И она, оказывается, невелика. Йун Ваттен его узнал. И похоже, они знакомы довольно близко. Он не просто видел его из окна своего дома. Им определенно случалось прежде разговаривать один или два раза, может быть, больше. И, судя по тону, каким Ваттен произнес свою реплику, их свидания и беседы не оставили у него приятных впечатлений. Из этого Синсакер мог сделать единственный вывод: их предыдущие встречи были связаны с его работой. Люди, с которыми он знакомится, будучи при исполнении, не всегда горят желанием видеть его снова. Это часть его работы. А помнить этих людей — другая часть его работы. Стоя перед Ваттеном, он размышлял, сколько всего воспоминаний о разных людях он оставил на операционном столе.

— Да, мы снова встретились, — повторил он растерянно, понадеявшись, что не обнаружил всю меру своей растерянности.

— Что вас интересует в первую очередь? — Ваттен явно не хотел углубляться в воспоминания об их прежних отношениях.

— Думаю, сначала мы осмотрим место преступления, — сказал старший следователь Синсакер, чувствуя облегчение от того, что на этот раз все обошлось.

Гунн Брита Дал лежала на животе. Отрубленную голову куда-то спрятали. Кожи на торсе не было. Рядом с телом стояли два полиэтиленовых пакета. Синсакер взялся за ручку одного из них, желая взглянуть, что внутри. Жир. Подкожный жир. У Гунн Бриты Дал его было предостаточно. Размеры и формы нетронутой части тела подтверждали это. Вонь стояла невыносимая. Мона Гран, последовавшая за ним в книгохранилище, отвернулась и сделала несколько шагов назад. Он был почти уверен: она ищет туалет или, на худой конец, корзину для бумаг и едва сдерживает рвоту. Весь пол в хранилище оказался залит кровью, свободным оставался только небольшой пятачок у двери, который Синсакер и занял, став на него ногами в голубых бахилах. Он обернулся к Ваттену, мрачно разглядывающему пол у него за спиной.