Зазвонил телефон. Мысли Синсакера оказались так далеко, что он даже не взглянул на дисплей, чтобы узнать, кто звонит, — люди из полицейского участка, кто же еще?

— Это Ларс, — незнакомо прозвучал в трубке голос, который должен быть родным.

— Ларс? — Он толчком выдохнул вязкий воздух.

— Ларс, твой сын. — Последовало сердитое молчание.

— А, извини. Я глубоко задумался. Первый день на работе.

— С тобой все хорошо? — Ларс попытался говорить мягче.

— Если ты имеешь в виду опухоль, то да. А в том, что касается остального, я не так уверен.

Синсакер догадался: Ларс хотел бы ответить, что ему, Одду Синсакеру, жилось бы куда лучше, если бы он дал себе труд хоть немного поддерживать отношения со своими ближайшими родственниками. Но для этого Ларс был слишком осторожен. Он по-другому не умел: есть основания пожаловаться, но нет жалоб. Синсакер часто замечал, как легко сын позволяет ему увиливать от исполнения родительского долга. Если бы Ларс требовал большего, то получил бы больше. И все-таки отец знал: возлагать всю вину на сына несправедливо.

Он отвернулся от тела и посмотрел в общую комнату. Перед глазами возникла картинка: Ларс, еще маленький мальчик, лежит в кроватке и спит. Сам он вернулся домой слишком поздно, чтобы рассказать сыну сказку на ночь. Эти истории он всегда сочинял на ходу, и они оба были от них без ума. Синсакер знал: когда его нет, сын сопротивляется сну так долго, как только может, ведь сказки на ночь — это лучшее, что у них есть. В этом воспоминании о маленьком Ларсе, которое часто всплывало в памяти, мальчик спит, но лицо его повернуто к двери, словно наблюдая за ней, он и заснул. С тех пор прошли годы, но ужас ситуации заключался в том, что Синсакер до сих пор думал о Ларсе как о том спящем мальчике, которого он мысленно видел перед собой каждый раз, когда разговаривал с сыном по телефону. Ларс все еще оставался для него ребенком, который не смог его дождаться и заснул. А ведь за прошедшие годы сын повзрослел, не мог не повзрослеть. Выучился на инженера, женился, обзавелся ребенком. Синсакер во всем этом как бы не участвовал. Жизнь Ларса превратилась в чужую историю, которую ему рассказывают по телефону, а его сын по-прежнему оставался маленьким мальчиком, снова лишившимся своей сказки на ночь.

— Я звоню сказать: мы собираемся крестить ребенка. — Одду смутно вспомнилось: Ларс с женой вроде бы ожидали второго ребенка, мальчика, примерно в то время, когда Синсакер ложился под нож.

— Да, конечно, — отозвался он.

— Мы бы хотели, чтобы в этот раз ты приехал.

— Когда крестины? — Следователь снова повернулся к трупу. Он понятия не имел о том, когда распутает это дело настолько, чтобы выкроить свободные выходные и съездить в Осло, где живет Ларс.

— Вот поэтому я и звоню. Прежде чем назначить дату, мы хотели посоветоваться с тобой. Ведь обычно у тебя самый напряженный график.

— Обо мне не беспокойтесь. Назначайте крестины когда вам удобно.

— Ладно, но мы надеемся, что ты все-таки сможешь приехать, — сказал Ларс тихо и без особой надежды в голосе.

— Я приеду, — сказал Синсакер. И отключил трубку.

Он отправился искать Мону Гран, которая тихонько куда-то ускользнула. Не прекращая поисков, достал телефон и позвонил Браттберг и услышал автоответчик. Это означало, что она скорее всего вышла в туалет. И этот поход обычно занимал достаточное время. Некоторые детали прежней жизни он все-таки помнил. Торвальд Йенсен, напротив, снял трубку после первого же гудка.

— Ты в участке? — спросил Синсакер.

— Только что вернулся. Думаю, все эти сплетни про священника яйца выеденного не стоят. А у тебя как? Слышал, ты поехал в библиотеку? Работы непочатый край?

— Не то слово. Нам нужно больше людей, нужна уйма криминалистов — все, кто есть под рукой.

— Даже так. Понятно, — ответил Йенсен.

— Нужны также люди, чтобы опрашивать сотрудников библиотеки.

— Будем брать числом.

— Отлично. И еще одна вещь. Выясни, что сможешь, про Йуна Ваттена.

На короткий миг повисла тишина. Потом Йенсен сказал:

— Ты что, шутишь?

Синсакер вздохнул и задумался. Это Торвальд. Отшутиться вряд ли получится.

— Я ведь его знаю, так? — наконец спросил он.

— Похоже, они у тебя в голове не только опухоль изничтожили. — Йенсен сказал это с той грубоватой прямотой, на которую способны только настоящие друзья.

— Торвальд, это уже не первый случай. Я боюсь.

— Не принимай близко к сердцу. Чтобы полностью оправиться, нужно время. Йун Ваттен давал нам показания пять лет назад. Было много трудных допросов. Мы с тобой вдвоем вели расследование. Его подозревали в убийстве жены и сына. Но трупов так и не нашли, а у Ваттена оказалось довольно надежное алиби. Дело все еще открыто, но в группе дел о пропавших без вести. До сих пор не установлено, имело ли место преступление. Но мы свою работу сделали. Черт, везет тебе, что можешь забыть такое. Ваттен, кстати, был перспективным ученым до того, как случилось несчастье. А потом у него вроде как случился нервный срыв. Пришлось отдохнуть в Эстмарке[16]. Затем он поступил хранителем в библиотеку. Когда мне сегодня сказали об этом деле, я сразу о нем подумал.

— Да уж, такого парня нелегко забыть.

— Ну, тебе виднее.

— Думаешь, он как-то связан с этим делом?

— А это ты мне должен сказать. Ты ж в гуще событий.

— Я тебе могу сказать только одно: тому, кто за этим стоит, явно не помешало бы что-нибудь посерьезнее Эстмарка в плане психиатрической помощи. Я имею в виду Бресет[17].

— Я уже понял, что нам пора ехать к тебе.

— И чем быстрее, тем лучше, — закончил Синсакер и отключил трубку.

Мону Гран он нашел на тротуаре перед главным входом.

— Я даже вообразить себе не могла такой кошмар, — сказала она угрюмо. Лицо бледное, но не похоже, чтобы ее рвало.

— А кто мог? — отозвался он, доставая пачку лакричных пастилок «Друг моряка», которые по счастливой случайности оказались у него в кармане. Он угостил Мону. Не успела она отправить конфету в рот, как у него зазвонил телефон. На дисплее высветилось смутно знакомое имя, не предвещавшее ничего хорошего. Владо Танески, ну да, так его и зовут, определенно родители были из Македонии. А сам Танески — норвежец до мозга костей, даже слишком норвежец, на взгляд Синсакера, и работал он журналистом в «Адрессеависен». «Какой черт сливает ему информацию?» — подумал Синсакер и вспомнил, что у них с Торвальдом вроде были определенные подозрения на этот счет, но никаких имен он уже назвать не мог. Он сбросил вызов, нажав на кнопку с такой силой, что на пальце остался отпечаток.