Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чисто на автомате двигаюсь по комнате и уже собираюсь присесть на кровать, как дверь ударяется об стену, и передо мной как сам Люцифер из ада появляется Габриэль.
— Чертова дрянь! — хватает за плечи, сильно встряхивая как тряпичную куклу. — Ты что наговорила моему отцу? Из-за чего вы поссорились? Отвечай!
Дикий, злобный, готовый стереть меня в порошок из-за своего папашки. Неужели, Росси ее знает, что совершил его отец? Как он уничтожил сразу две жизни и не поплатился тогда за это?
— Око за око. Зуб за зуб, — произношу еле слышно. — Олег Шведов получил то, что заслужил.
— Сука! — черные глаза мечут в меня острые иглы, пронзают до самого сердца. А ведь когда-то он с диким желанием на меня смотрел, поддавшись страсти. — Если он умрет, я убью тебя, дрянь! — толкает от себя так сильно, что я едва на ногах удерживаюсь. Благо хватаюсь за спинку кровати.
— О нет, он не должен умереть, — коварно усмехаюсь. — Твой отец должен всю жизнь провести в тюрьме, мучаясь угрызениями совести. Хотя, — на миг задумываюсь, — она вряд ли у него есть. Тогда бы он понес заслуженное наказание.
— Что за чушь ты несешь, Лебедева? — по его удивленному взгляду понимаю, что он ничего не знает.
— Твой отец чудовище. Он виновник аварии, в которой пострадали Игнат и Виолетта Яковлевы. Он их убил! — кричу, срывая голос, захлебываясь в собственных слезах. — Убил! Теперь-то ты в курсе того, что…
Хватает всего лишь одного взгляда на лицо Росси, чтобы сразу все понять… Он осведомлен о произошедшем и похоже не ощущает отвращения к отцу.
Габриэль
Она знает.
Эта мысль проносится в голове так стремительно, что я даже не успеваю справиться с эмоциями. Юлия уже понимает, мне известна правда о той аварии в дождливый вечер. Когда житель престижного района Москвы врезался в автомобиль немолодой пары и не понес за это никакой ответственности.
— Ты…мерзкий, отвратительный тип, Росси, — в ее голосе одно сплошное презрение и чистая злоба. — Твой папаша их обоих убил, а ты его так и не…
— Юлия, помолчи, — спокойным тоном отдаю приказ, который она, конечно же, не выполнит. — Прекрати истерить!
— Что? — удивленно распахивает глаза. — Твой отец должен в тюрьме сидеть, а не разгуливать на свободе, снимая свой второсортный сериальчик. Он…
— Он в тяжелом состоянии, стерва, — до сих пор не верится, что она их дочь. Что в тот злополучный день была разрушена их семья. — Это все по твоей вине.
— Да мне плевать. Пусть хоть сдохнет, скорбеть не буду.
— Ты хоть понимаешь, что говоришь, дрянь? — взвизгивает, когда я хватаю ее повыше локтя и немного выкручиваю руку. — Неужели, совсем за него не переживаешь? — в ярко-голубых глазах сплошная пустота. Ей и, правда, все равно. — Сука! — кидаю ее на кровать, после чего наклоняюсь над Юлией и мимолетно пробегаю по ней взглядом.
Хороша чертовка! Мой персональный яд, въевшийся под кожу. Та, что затрагивает все фибры души. Та, кто меня возненавидит, расскажи я ей всю правду про ту аварию.
В голове мелькает мысль, трахнуть ее напоследок, снова вкусить этот запретный плод, ведь после случившегося, нам явно не по пути. Мне стоит принять все же тяжелое для меня решение.
— Месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным, — усмехается, цитируя вступительные титры из фильма «Убить Билла».
— И все это было сделано из-за мести, да? — руки сжимаю в кулаки, начиная еще больше закипать. Сука обманом проникла в нашу семью и отравила всех своей ложью. — Ради гребанной мести?!
— Да! — орет мне прямо в лицо, мечтая выцарапать глаза. — Только она и позволяла мне держаться наплаву. Она давала мне силы двигаться вперед и терпеть твоего отца рядом.
— Ну, так тебе больше не нужно будет его терпеть, — я никогда не бил женщин, но вот Юле хотелось дать звонкую пощечину, чтобы прекратила вести себя как отъявленная дрянь. — Пока отец находится в больнице, наш адвокат оформит вам развод. Одна подпись и ты будешь свободна ото всех обязательств, — не даю ей и слова сказать. — Не переживай, с голой задницей ты не останешься. Машина, пентхаус и внушительный счет в банке. Такая компенсация тебя, Лебедева, устроит? Или твоя алчная душонка хочет еще?
— Да пошел ты, Габриэль! Пошел ты, — она приподнимается с кровати, а я вновь ее опускаю на покрывало. — Не трогай меня, — ведет плечами, вздрагивая всем телом. — Можешь засунуть свою компенсацию себе в задницу, — встает на ноги и довольно сильно толкает меня ладошками в грудь. — Единственное, чего я хочу, это увидеть твоего отца за решеткой.
Пытается выйти из комнаты, дергая за ручку, но я оказываюсь проворнее. Делаю выпад вперед и закрываю дверь прямо перед ее носом, а потом, схватив за талию, прижимаю к себе ее дергающееся тело.
— Успокойся! — еле успеваю убрать ногу, чтобы она на нее не наступила. — Прекрати брыкаться, Лебедева, иначе я применю силу.
— Ну, давай, — подначивает меня, громко смеясь. — Докажи, что ты сын своего отца.
— А ты ведь трахалась с нами обоими, детка. Получала удовольствие и от мужа, и от его сына. Аморальная дерзкая кошечка. Аж противно рядом с тобой находиться, — отпускаю пленницу и отхожу на несколько шагов назад.
Кулаки сжимаю и разжимаю, выравниваю дыхание и стараюсь не обращать внимания на эрекцию в штанах. Чертова реакция организма на эту суку. Хочется и трахнуть ее, повалив на пол, и прибить за ложь. Ненавижу и в тоже время башню от нее конкретно сносит. Так, что мозги полностью отключаются, превращаясь в опилки. Думаю рядом с ней своим членом, решившим должным образом поприветствовать ее.
— Было бы противно, мой дорогой Габриэль, — стою на месте, позволяя Юле приблизиться ко мне и положить руку на ширинку, — ты бы еще несколько недель назад не пытался переспать со мной. Ты же не думал об отце и морали, тебе хотелось мне засадить, — проводит языком по щеке, радуясь, что часто дышу носом и крепко сжимаю губы.
— Если ты сейчас же не уберешь свою руку, я сделаю тебе больно, — рычу как дикий зверь, с трудом сдерживая порыв ярости. Рядом с ней меня одолевают разные эмоции. — Не провоцируй меня!
— Ой, мне так страшно, — с сарказмом произносит, но все же убирает руку и демонстративно вытирает ее об джинсы. Стерва. — Когда Олег придет в себя, надеюсь, он сдастся полиции добровольно. Если у него, конечно, есть совесть.
— Отец не станет звонить копам, — я не могу, просто не могу всего ей рассказать. Она меня возненавидит. — Он…
— Тогда это сделаю я, — подняв вверх подбородок, Юля покидает спальню, громко хлопнув дверью.
Я не останавливаю ее, не бегу за ней, а просто сажусь на кровать, схватившись за голову и впервые не зная, что делать дальше. Все так закрутилось, завертелось, что жизнь стала похожа на гребанный телесериал, длящийся уже несколько сезонов и не дающий выбраться из лабиринта, в который я сам себя загнал.