— Зачем вы поднялись сюда? Здесь ветер. А вы из душа. У вас вон глаза нехорошо блестят.

— Побудь ещё немного. Тебе же нравится, — возражаю, подталкивая её к защищённому тентом уголку, где стоит уютный диванчик, пластиковые стулья и овальный столик. Но Лунина как трактор.

— Давайте, кыш отсюда! — толкает меня плечом неожиданно сильно. Я, покачнувшись, делаю шаг назад. Какой коварный удар! Но ей хватило этого секундного замешательства, чтобы вытурить меня на лестницу.

Я хватаю её за плечи, пытаясь сохранить равновесие и не покатиться вниз. Она слишком близко. У неё взлохмаченные волосы и сердитые глаза. И ресницы, как у плюшевой игрушки. Не знаю зачем, провожу большим пальцем по её нижней губе. Она затихает на моей груди. Тёплый взъерошенный голубь. Я слышу, как бьётся её сердце. Часто-часто, по-птичьи. Хочется почувствовать её прохладные лапки на своём горячем лице.

Ника, словно угадав, впечатывает ладонь в мой лоб. Боже, как хорошо!

— Вы опять горите! — бурчит сердито. — Давайте-ка в постель!

Да. В постель. С ней. На прохладные простыни. Смотреть, как она извивается подо мной. Выгибается. Обвивается лианой. Стонет. Умоляет. Кончает.

Поверх её головы смотрю на кусочек крыши и цепляюсь взглядом за нежно-розовые бутоны цветущих ампельных роз. Кажется, именно такие я видел во сне. Дедушка Фрейд аплодирует стоя.

— Дмитрий Иванович! — откуда-то издалека её голос. — Пойдёмте. Берёт меня за руку и тянет за собой. Вниз.

— Слушай. Лунина. Может, перейдём на «ты»? Мы вроде не на работе.

— О, нет, — фыркает она, — лучше не начинать, чтобы не путаться.

— Почему? — упрямлюсь я. — Ты видела меня голым.

— Железный аргумент, — смеётся, качая головой. — Мало ли, кого я видела голым? Это не повод переходить на «ты». Но я была бы не против, если бы вы звали меня по имени.

Она затаскивает меня в спальню, а я напряжённо думаю, кого она ещё могла видеть голым. На других мыслях сосредоточиться не получается. В висках — ядерные взрывы с грибными головками.

— Где у вас чистые простыни? — спрашивает, усаживая меня на стул. Машу рукой в сторону шкафа и наблюдаю, как она деловито сдирает старую и, выбрав, стелет новую. Оглаживаю взглядом её задницу под пышной юбкой. Почему-то меня совершенно не раздражает её кричаще-дешёвый наряд. Может, потому что она в нём напоминает балерину? Ну, с большой натяжкой, конечно. Но я легко могу это представить.

Руки её двигаются споро и ловко. Интересно, есть ли хоть одно дело, которое бы она делала плохо? Ника Лунина — мешок, полный талантов и сюрпризов. Она укладывает меня как ребёнка. И не хочется ей сопротивляться. Снова щупает лоб. Убегает. Появляется с лекарствами. Меряет температуру — она даже градусник купила. Хмурит брови, разглядывая цифры. Снова исчезает. Возвращается со стаканом и заставляет пить какую-то гадость. Но я пью. Я бы даже сейчас яд из её рук принял. Мир кружится каруселью, и так приятно закрыть глаза.

Она тормошит меня, и я с трудом открываю чугунные веки.

— Вам надо много пить, Дмитрий Иванович, — приподнимает меня, ловко поправляет подушку, заставляя сесть. — Я тут лимоны у вас нашла. Вы уж простите, пришлось в холодильник заглянуть. Сделала напиток, — суёт в руки чашку с какой-то горячей бурдой. Но я и впрямь мучаюсь от жажды, поэтому припадаю сухими губами к питью.

В это время раздаётся звонок в дверь.

— Гони всех в шею. Меня нет, — бурчу зло, понимая, что за дверью кто-то из своих: мимо Екатерины Порфирьевны муха чужая не пролетит.

Ника качает головой. Она тоже понимает. Я вижу это по её глазам. Откуда у девочки на побегушках такой богатый жизненный опыт? Она уходит и возвращается с Ильёй.

— Ну нифигасе, — свистит он, рассматривая меня со смесью иронии и беспокойства в глазах. — Железный Дровосек свалился. Неужели?

— Не рад тебя видеть, — пресекаю его ёрнические прыжки.

— Да не больно-то и хотелось, брателло, — Илья приподнимает бровь. — Я за Никой приехал. Вещи ей привёз, — он оборачивается и трясёт пакетом: — Переодевайся, Ник. И поедем. Я тебя домой отвезу.

Так и хочется вскочить, и дать в глаз. Нет, отвесить затрещину, чтоб аж дёрнулся. Или пнуть под зад.

— Расслабься, Дим, — похлопывает меня по плечу Илья и выдирает из рук намертво зажатую полупустую чашку. — Лечись лучше давай.

Он разваливается на стуле. Несёт какую-то чушь. И я замечаю, что Ники в комнате больше нет.

Собственно, приход Ильи стал приятным сюрпризом. А мои вещи в пакете — дополнительным бонусом. Как бы я уже решила проблему с одеждой: пока рассматривала кусочек рая на крыше Драконовского жилья, позвонила Тине и попросила подъехать, взяв с собой какие-нибудь вещи.

— Ты там голая? — в голосе сестры — всплеск жадного интереса.

— Не совсем, но тебе понравится, — пообещала многозначительно, чувствуя, как от любопытства у Тинки меняется лицо.

— Что-то тебя слишком много стало в моей жизни, — ворчит она, деланно вздыхая. Театр — наше всё. Я знаю: она примчится так быстро, как только сможет. И потребует подробностей. Жаль, позабавить будет её нечем, но всегда можно что-нибудь сочинить на ходу, чтобы не оставить Тинку разочарованной.

Переодеваясь в большой комнате, я с тоской вспоминала уютную лесенку, ведущую на крышу. Там жила моя Мечта. Я теперь точно знала: она есть. Настоящая. Воплощённая, материальная.

Как хорошо, что он не натянул стеклянный купол. Оставил воздух и солнце. И небо, падающее на голову. Там много растений. Пышные плети роз свисают почти до пола. Туи, выстриженные шарами и пирамидами, живыми стражами стоят по периметру. Можжевельник любопытными кустиками прорывается сквозь пышную зелень аккуратно проложенных дорожек из дёрна. Я ходила по ним босиком.

Чёрт. Балетки из реквизитной одежды. Я забыла их там. И я почти счастлива, что у меня есть возможность снова хоть одним глазом посмотреть на неземное великолепие. Задерживаюсь на несколько минут. Ловлю лицом ветер. Вздыхая, окидываю ещё раз взглядом ожившую сказку, забираю туфельки Феи Веснушки и спускаюсь вниз.

— А, вот ты где! — кричит Драконов-средний и легко подхватывает меня за талию, снимая с последних ступенек. У него такие ручищи. А ещё он зачем-то кружит меня, прижав себе. Заглядывает в глаза. И взгляд у него жадно-оценивающий. Мужской. Воздух булькает где-то в горле.

Красавчик. У них это семейное. Они с боссом не очень похожи, но красота — фамильное, по всей видимости, достояние. У них и папа импозантный. И мачеха яркая. Мелкий Рыжик немного подкачал, но кто его знает, что из него вырастет в последствии. Там харизма с ног валит. Что не добрал во внешности, обязательно доберёт магнетизмом.

У Ильи другие глаза. Почти голубые, с серыми искрами. В них нет ничего от грозовых туч. Скорее — мягкая дымка предрассветного чистого неба. И ресницы длинные. У старшего Драконова — короче, прямее и жёстче.