— Нет, — ответила она. — Одного без другого не бывает.

И Олег умел соединять эти два качества. Он показал Сольвейг чаши, которые только поставил на колесо во внутренних покоях. Показал резные костяные рукоятки, наконечники стрел, скобы и гвозди, резаные куски полированного янтаря, булавки…

Затем Олег нырнул рукой в карман, вытащил бронзовый ключ и отпер тяжелый деревянный сундук на петлях. В нем лежали украшения из металлов, и, как только Сольвейг увидела бронзовую брошь, она поняла: это то, что нужно. Это подарок для Эдит.

Брошка напоминала пару крошечных молотов, приложенных один к другому рукоятками. Или нет… скорее двойной крест. В головках молотков поблескивала пара серебряных глаз… Сольвейг смотрела как зачарованная.

Олег положил брошь ей в ладонь. Она ощутила ее вес, а затем, перевернув, увидела, как искусно сработана застежка.

Ремесленник забрал у нее украшение и пристально вгляделся в него. Затем положил на верстак и достал маленький молоток.

И тут же Сольвейг заметила, как притих Олег. Разговаривая, он непрестанно двигался и суетился, но стоило ему приступить к работе, как беспокойство оставило его.

Он легонько ударил по застежке, а затем еще раз, посильнее. И в третий раз.

— Вот теперь годится. Да, песни, саги, ковры, корабли, гусли и свирели, мечи, броши… для каждой вещи нужен свой особый материал, но все они должны быть сделаны с умением.

— Вот она, — сказала ему Сольвейг.

— Кто она? — переспросил Бруни. — Ты о чем?

— Спроси Одиндису! — ответила Сольвейг. А затем обратилась к Олегу: — Одиндиса придет завтра и купит эту брошь. И я тоже вернусь, если смогу.

Олег улыбнулся:

— Буду ждать вас обеих.

Сколько же ему лет? У него почти нет морщин. Но и волос тоже нет, кроме этих двух выцветших клочков над ушами. Он гибок, и движения его быстры, но в глазах прячется мудрость старика.

Рыжеватые ресницы Олега дрогнули. Он понимающе посмотрел на Сольвейг и сказал с веселым смехом:

— Сколько подумаешь, столько и есть.

Вигот купил семь бронзовых крючков, и один из ремесленников завернул их в промасленный обрывок тюленьей кожи. Бруни сказал, что пора возвращаться к лодке.

— Наш шкипер — настоящий рабовладелец, — сказал он Олегу, подмигнув Сольвейг и Виготу. — Да и Сольвейг не захочется идти по темноте с такими, как мы.

— Ей не захочется идти по темноте без вас, — заметил Олег. — Вот это уж наверняка.

— Я могу постоять за себя, — возразила Сольвейг. — Мне скоро пятнадцать!

— Вот именно, — печально улыбнулся Олег.

Затем он вложил что-то в пораненную ладонь девушки и загнул ей пальцы.

— У тебя глаза мастера. — Олег развел указательный и большой пальцы. — Двух цветов. Широко расставленные глаза мечтательницы.

Сольвейг раскрыла левую руку. На ладони покоилась фиалково-серая стеклянная бусина, тихо сияя изнутри.

— Ох! — воскликнула девушка, стараясь рассмотреть ее на тусклом свету. — Какая красота!

— Это тебе третий глаз, — тихо проговорил Олег.

— Похоже на рыбью чешуйку. Такая же тонкая, — заметил Вигот.

Сольвейг порывисто обняла ремесленника.

— Он и на мужчину-то почти не похож, — с пренебрежением отозвался о нем Вигот, когда все трое бок о бок шагали прочь из Земляного города. — Гном-переросток.

— Он самый лучший кузнец и резчик из всех, кого я видел, — возразил Бруни.

— Он мастер, каким тебе не бывать никогда, — добавила Сольвейг.

— Да он только и мечтает, чтобы поболтать о своих… штуках!

— А чего ты ждал? Мы не погоду собирались с ним обсуждать.

— Послушать его, так на свете и ничего важнее его ремесла нет.

— Так и есть, — ответила Сольвейг. — Для него так и есть.

— Для мастеров нет ничего слаще, чем поговорить о своем искусстве, — заметил Бруни. — Для них в нем таится целая жизнь.

— Ммм! — Сольвейг заулыбалась, соглашаясь. — Я не могу объяснить этого ясно, но для меня встретиться с ним было точно шагнуть на радужный мост.

— Чего? — поинтересовался Вигот.

— Эта маленькая мастерская… Она похожа на мост между Мидгардом и Асгардом. Между мирами людей и богов. Мне так показалось.

— Ты хочешь сказать, — уточнил Бруни, — что когда люди творят что-то прекрасное…

— Да! — согласилась она. — Боги словно высекают из них искру.

— Бах головой о кремень! — сказал Вигот.

— Да нет, ты не понимаешь.

— Есть история, — начал Бруни, — о том, как Один добыл кубок, до краев заполненный медом поэзии. Он делится этим медом с богами, но порою капля-другая падает и в мир смертных.

— Вот это я и имела в виду! — с жаром подхватила Сольвейг. — Очень похоже.

— Он не спросил у нас ничего о наших странствиях, — недоумевал Вигот. — Ни о наших спутниках, ни о товарах… ему неинтересно, куда мы направляемся.

— Он спросил тебя, какую рыбу ты хочешь поймать, — напомнила ему Сольвейг.

— Да всякую, — ответил Вигот и одарил ее улыбкой. — От меня не сбежит никакая рыбешка. Ни малая, ни большая.

Бруни заворчал:

— Снова одни девчонки на уме, а, Вигот?

— И рыба.

— У тебя не голова, а выгребная яма.

— Твои мысли и того грязнее, — отрезал Вигот.

Бруни поглядел на него с презрением, его толстые губы приоткрылись. Он фыркнул:

— Чья бы корова мычала. — Он взглянул на Сольвейг: — Не обращай на него внимания. Вигот со своей рыбой напомнил мне кое о чем.

— О чем? — спросила девушка.

— Да ты на крючке, а? — Рот Бруни снова открылся. — Послушай-ка вот что. Однажды Тор пошел на рыбалку, и знаешь ли, какую он взял наживку?

— Дерьмо? — предположил Вигот.

— Нет, он насадил на свой крючок — очень большой крючок, запомни, Вигот! — бычью голову. В глуби морской его поджидало чудище, Змей Мидгарда, кольцом охвативший наш мир. Он выпустил изо рта собственный хвост и схватил наживку. Море вспенилось, словно эль, и зашипело. Но Тор вытянул чудовище из морских глубин, достал свой молот и ударил змея по голове. Змей Мидгарда рванулся, и огромный крюк разрезал ему нёбо. Он замотал головой из стороны в сторону, он вырывался…

Бруни и сам рычал, шипел и плевался, точно змей из сказания, — и разбудил всех собак в округе.

В паре сотен шагов Сольвейг и Вигот услышали вой и лаянье. Звуки приближались.

— Ты и этот твой монстр! — огрызнулся Вигот. — Вы разбудили псов!