И вот в течение почти двух часов мы учились ловить волну – под проливным дождем в четырнадцатиградусной воде. Подозреваю, что Джеймс, также как и я, особого счастья при этом не испытывал. Зато, когда волна ловилась и мы неслись на ней к берегу, а потом вскакивали на доску (вообще-то это я себе льщу; я скорее на нее взбиралась, как ленивая лягушка, – сил-то от холода совсем уже не было), то вопрос, что мы тут делаем, сам собой отпадал.

К концу первого часа упражнений мне стало казаться, что к пальцам ног у меня прицепились водоросли. Когда же мы, в конце концов, окончательно выбрались на берег, стало ясно, что это просто второй палец на ноге у меня отмерз, то есть совершенно побелел, потерял чувствительность и что это его я принимала за водоросли! Наш инструктор искренне удивился: всего каких-то там два часа в холодном море – и надо же, отмороженный палец! Я осторожно поинтересовалась: а что, здесь вода всегда такая холодная? Он обиделся: “Ну почему же, в середине и в конце лета у нас бывает и семнадцать градусов. А иногда даже и все восемнадцать!” Понятно теперь, почему никогда раньше я не слышала, чтобы кто-то, кроме англичан, сер-фил в Корнуолле…

Потом понадобилось два часа активного массажа, сидения в сауне и горячей ванне, чтобы привести мой палец в чувство…

А вечером мы с Джеймсом решили отметить наше большое начинание и пошли пешком через поля-луга ужинать в милейший ресторанчик на берегу моря. Друзья, с которыми мы договорились там встретиться, были вегетарианцами, и притом гурманами. Никогда не знала, что эти два понятия совместимы, а тут оказалось, что это очень даже возможно. Когда мы уселись к ним за столик, они предложили заказать английское шампанское. “А разве такое бывает?” – удивилась я, и они принялись горячо объяснять, что в Корнуолле есть отличные виноградники, и здесь производят игристое вино, которое не уступает хорошему французскому. А из-за постепенных изменений в климате местный виноград приобретает свойства, которые раньше были присущи только винограду в районе Шампани. А вот в самой Шампани во Франции, наоборот, сказали они, по тем же самым причинам виноград теперь уже не тот. Поэтому корнуолльское игристое скоро по качеству будет гораздо лучше французского шампанского. Ну а по цене оно и так уже особо не отстает. Мне эта легенда очень даже понравилась – только я тут же решила, что проверять ее на своих друзьях французах не стану.

Вечер мы провели, слушая размышления наших друзей о том, как важно, чтобы еда, пусть и вегетарианская, была хорошо приготовлена с использованием подходящих специй, и пробуя это местное игристое вино, которое действительно оказалось отличным. Сытые и довольные, усаживаемся с Джеймсом в такси, чтобы ехать домой, и видим в машине большую табличку, прикрепленную так, что ее трудно не заметить: “Если у вас есть свой предпочтительный маршрут следования, пожалуйста, сообщайте о нем водителю заранее”.

Ноги для серферов – не главное. Булочки с горячим крестом и шоколадные зайцы на Пасху. Что такое “пост по-английски”. Контейнеры для использованного целлофана. Тринадцать кошачьих жизней

На следующий день у нас был забронирован второй урок серфинга. К моему удивлению, утром мы не встали с воспалением легких, и даже маленькой простуды обнаружить не удалось, так что никаких отмазок ни у Джеймса, ни у меня не было. Зато на руках, плечах и спине болела каждая, даже самая малюсенькая, мышца. А мне-то всегда казалось, что для серферов главное – это ноги…

Мы вышли из дома, Джеймс стал что-то там укладывать в машину, а я с подозрением уставилась на небо – будет ли сегодня дождь. Облака неслись с дикой скоростью, и никогда раньше я не видела их так близко, разве что высоко в горах. А уже в машине Джеймс мне рассказал, что по направлению ветра (и соответственно того, куда плывут облака) здесь легко определяют, какая будет погода. Например, западный ветер с Атлантики обычно приносит дождь, а восточный летом несет тепло, а зимой – холод. “Тут считают, что это из России”, – со знанием дела сообщил он.

Когда мы подъехали к пляжу, уже вовсю светило солнце и вода стала теплее – целых 15 °C! Видимо, поэтому в море ковырялась куча начинающих, и в этот день главной задачей для нас с Джеймсом было не впилиться в кого-нибудь на своей доске.

А по дороге домой мы не выдержали и остановились посмотреть на вид изумительной красоты. И вдруг на узкой тропке над морем наткнулись на мемориальную доску: чудом выжившие друзья установили ее погибшему в море товарищу (совсем молоденькому парню, судя по датам рождения и смерти). На ней было выбито предупреждение: люди, будьте осторожны, море здесь очень опасное! И мне тогда стало понятно, почему здесь купается совсем немного народу…

Притащились домой, замерзшие, усталые, но довольные, и у входа столкнулись с соседом. С восторгом начали было рассказывать ему про свои подвиги, а он посмотрел на нас эдак с сочувствием и говорит: “I don’t do discomfort any more”. Мол, “могу себе позволить больше не заниматься вещами, причиняющими дискомфорт…”

Дома обнаруживаю, что на мое имя пришла посылка. Оказывается, это Джеймс по поводу Пасхи сделал мне подарок – правда, несколько эксцентричным способом: прислал по почте три коробочки изумительных шоколадных конфет. Пасха у англичан обычно не совпадает по времени с русской, и каждый год промежуток времени между ними разный. А тут вдруг в кои-то веки она пришлась на один день! Я удивилась подарку: “Спасибо, конечно, но мне казалось, что вы только детям шоколадные яйца на Пасху дарите!” Джеймс самодовольно отвечает: “Ну да, взрослые обычно ничего друг дружке и не дарят. Вот если бы мы с тобой были влюбленными друг в дружку тинэйджерами, могли бы обменяться шоколадками. Это я просто решил тебя побаловать”. Мне становится интересно: “А как вы вообще тут Пасху отмечаете? Все-таки большой праздник, у всех каникулы, но что-то я не замечаю ничего особенного. Яйца, насколько я поняла, вы не красите, куличи не печете…” – “Ну, помнишь, мы же с тобой в прошлую пятницу утром ели hot cross buns (булочки с горячим крестом), – говорит Джеймс, – так вот и отмечаем”. Я думаю о том, что булочки с горячим крестом мне совсем не понравились: маленькие, липкие, с разными приправами, вкус которых показался мне ужасно противным. А Джеймс рассказывает дальше: “Еще в воскресенье дети охотятся за шоколадными яйцами, которые родители заранее где-нибудь спрятали. А больше ничего особенного и не делаем. Разве что вот в Лондоне бывает большое пасхальное шествие, но оно и не выглядит как что-то там религиозное, народ просто празднует банковский выходной”. Тут мне приходит в голову: “А как тут постятся перед Пасхой? Понятно, что ты не постишься, а как остальные?” Джеймс дико удивляется: “Вообще-то я слышал про пост, но даже и не знаю никого, кто бы в нынешние времена постился. Это какой-то совсем уж средневековый пережиток!” Тут ему приходит в голову посмотреть в словаре, что там пишут про пост, и мы с удивлением обнаруживаем, что насчет еды там ничего особенного нет, а просто значится, что “пост – это период в сорок дней перед Пасхой, когда верующие отказываются от своих обычных удовольствий”. Я перевариваю информацию и помалкиваю о том, что в России этот пережиток очень даже популярен.