Несмотря на то что он заплатил детективу щедрый гонорар, Драпецкий продолжал считать себя вечным должником Мирославы Волгиной, вернувшей ему не просто племянницу, а свет его очей, смысл его жизни.

До пятницы Мирослава решила отдохнуть и систематизировать ту информацию, что у нее уже имелась.

– Неплохо было бы и Шуру разговорить, – подумала она и решила рассказать ему обо всем, что удалось узнать. Она уже подъезжала к дому, когда зазвонил телефон.

– Да, – взяла она трубку и остановила автомобиль у края дороги.

Звонила Антонина Ивановна Мерцалова. Она, волнуясь, спросила, нет ли каких-либо новостей.

– Антонина Ивановна, – проговорила Мирослава как можно ровнее, – мы работаем. Но, к сожалению, дела не раскрываются так быстро, как нам хотелось бы.

– Я понимаю. Просто…

– Как только мне удастся напасть на след, я сразу вам сообщу.

– Но хоть какие-то сдвиги есть? – с надеждой спросила заказчица.

– Пока мы занимаемся сбором информации. Опрашиваем тех, кто знал вашего сына, общался с ним.

– Тоня попала в больницу, – проговорила Антонина Ивановна.

– Тоня?

– Да, молодая жена Толи, – заказчица всхлипнула, – впрочем, теперь уже вдова.

– Что с ней? – спросила Мирослава.

– Кровотечение…

Мирослава догадалась, что произошло с девушкой.

– Сочувствую, – проговорила она.

– Для Тони это, может, и лучше, – тяжело вздохнула Мерцалова, – она молодая, снова выйдет замуж. Зачем ей ребенок от первого мужа. А я… – голос Мерцаловой задрожал, – я очень хотела внука.

Мирослава не знала, чем успокоить женщину, поэтому промолчала.

– Вы извините, что я вас достаю, – проговорила Антонина Ивановна, – мне хотелось просто услышать ваш голос…

«Бедная женщина, – подумала Мирослава, – ей, выходит, и поговорить не с кем».

Точно угадав ее мысли, Антонина Ивановна проговорила:

– Сегодня вечером навещу Эльвиру, хоть отведу душу. И Сережа мне что-то не звонит, – пожаловалась она.

– А разве он у вас давно не был?

– Был позавчера, а я уж и соскучилась.

– Позвоните ему сами, я думаю, он будет рад.

– Да, Сережа хороший мальчик. Мамы у него нет. Живут одной семьей при дяде – он и отец.

Теперь Мирослава уже не сомневалась, от кого именно узнавала Антонина Ивановна обо всех подробностях личной жизни сына.

Когда заказчица отключилась, она тронула автомобиль с места и вскоре была дома. Первое, что ей бросилось в глаза – аккуратно постриженные кусты роз у забора. И она улыбнулась.

– Как хорошо дома! – вырвалось у нее.

– А сейчас будет еще лучше, – проговорил сбежавший с крыльца Морис, – ужин готовится, но у меня для вас есть кое-что перекусить.

– Что же? – заинтересовалась Мирослава, неожиданно почувствовав, что голодна.

– Ваши любимые раковые шейки и салат с сельдереем.

– Ура! – Она чмокнула его в щеку и помчалась в ванную принимать душ.

А Морис стоял, прижав руку к щеке, словно боялся, что поцелуй имеет крылья и может улететь, и смотрел ей вслед. На губах его мерцала едва заметная улыбка. Наконец он пришел в себя и поспешил на кухню, где накрыл небольшой столик на двоих.

Так искренно любить раковые шейки, наверное, может только человек, родившийся на Волге. Мирослава как-то рассказала ему, что в детстве дедушка и бабушка часто водили их с братом на набережную. Вволю нагулявшихся и набегавшихся детей вели в кафе, открытая терраса которого выходила на Волгу, и там дедушка заказывал для своего семейства раковые шейки, которые ели долго, растягивая удовольствие.

А потом было мороженое в металлических вазочках. Мирослава к мороженому была равнодушна, зато бабушка, дедушка и двоюродный брат его просто обожали. По молчаливому сговору Виктор отдавал сестре две-три раковые шейки, а она ему все мороженое полностью.

Морис догадывался, что это воспоминание было очень дорого для Мирославы, и ценил то, что она доверила ему этот светлый кусочек своего улетевшего детства. Сам он не был фанатом раковых шеек и мог ограничиться минимальным их количеством.

Главный же поклонник сидел рядом со столом и стучал по полу пушистым хвостом, желая привлечь внимание к своей персоне. Выпрашивать еду мяуканьем Дон считал ниже своего достоинства.

Конечно, его всегда замечали и так. И Дон важно собирал дань и с Мирославы, и с Мориса.

После третьей съеденной котом шейки Волгина сказала:

– Все, хватит, а то его тошнить будет.

Дон смирился, запрыгнул на кресло и стал демонстративно вылизывать черную шерсть, отливающую золотом под лучами солнца.

Они успели выпить чай, прежде чем раздался звонок сотового Мирославы. Телефон как раз оказался на кресле, где сидел Дон, и кот недовольно на него покосился. Морис взял аппарат и протянул Волгиной.

– Да, – сказала она.

– Здравствуйте, уважаемая, – быстро проговорили из трубки, – мне надо встретиться с вами срочно!

– Вы не могли бы представиться? – спросила Мирослава.

– Мог бы. Вах! Мог бы! Только не бросайте, трубка, пожалуйста.

– Я не бросаю. Я вас слушаю.

– Горе у меня, большое горе, человек серьезный сказал, что вы можете мне помочь.

– Вы забыли представиться, – напомнила Мирослава.

– Алхазур Магометович Рахметов, – выдохнула трубка.

– Я слушаю вас, Алхазур Магометович.

– Сына моего Шамиля схватили.

– Кто схватил?

– Полиция.

– Вы хотите сказать задержали?

– Как ни говори, все одно, бросили в каземат ни за что!

– Как это ни за что?

– Мой сын ни в чем не виноват! Слышите, ни в чем!

– А кто посоветовал вам обратиться ко мне?

– Как кто?! – возмутилась трубка. – Гога, конечно!

– А точнее, – попросила Мирослава, хотя уже догадалась, о ком говорит ее собеседник.

– Георгий Вахтангович Бакрадзе.

– Понятно. Только в данный момент я не могу заняться вашим делом, так как уже связана обязательствами с другим человеком и пока не довела его дело до конца.

– А выслушать меня хотя бы можно?! – перебил ее голос из трубки.

– Выслушать можно, – вздохнула Волгина, – но разговор это не телефонный.

– Сам знаю, что не телефонный!

– Вам лучше подъехать ко мне. – Она продиктовала адрес.

– Уже лечу.