Я завариваю чай, добавляю в каждую кружку немного молока.

– Вы говорили с Каз о ребенке?

Констебль Эванс кивает в ответ.

– А с Робертом? Его вы допросили?

– Еще нет, но планируем.

– Он искал Джейкоба в тот вечер. Роберт сам признался, что был жутко зол. Я не намекаю, что он причастен к исчезновению моего сына, но мотив у него был.

«Мотив», серьезно? С каких пор я так выражаюсь?

Ник бросает на меня предупреждающий взгляд.

Эванса, похоже, мои слова не заинтересовали, у него, судя по всему, есть другие версии.

Я подаю чай и сажусь на диван рядом с Ником.

Сверившись с блокнотом, Эванс говорит:

– Мы побеседовали с Россом Уэйманом, владельцем парома. Он утверждает, что не видел Джейкоба – ни в день его исчезновения, ни после того.

Росс Уэйман уже много лет заправляет паромом. В шестнадцать он бросил школу, отправился в Лондон и нашел работу в банке. К девятнадцати Росса перевели в биржевой зал, где он заключал огромные сделки бок о бок с опытными трейдерами с престижным образованием. В тридцать он ушел из банка – говорят, накопив к тому времени пару миллионов, – и следующие десять лет провел где-то в Африке. Росс вернулся, когда умер его отец, и переехал вместе с матерью в эдвардианский дом с видом на залив. Паром как раз выставили на продажу; Росс купил его и стал заниматься перевозками на пару с мамой – она собирала оплату, а он рулил. Сейчас ему за шестьдесят, но Росс по-прежнему каждый день возит людей через залив. С восьми утра до восьми вечера, как сказано на табличке, триста шестьдесят пять дней в году.

Я стараюсь не тешить себя надеждой, что Джейкоб все еще на отмели, раз его не видели на пароме. Он вполне мог пройти пешком через мыс – быстрым шагом дорога займет всего час, хотя в темноте понадобится чуть больше времени.

Эванс смотрит на Ника, затем переводит взгляд на меня.

– Нам сообщили, что на день исчезновения Джейкоба приходится годовщина смерти другого мальчика, Марли Берри.

К лицу приливает кровь. Кто сообщил? Диана? Она с большим любопытством наблюдала, как полицейские идут к нашему дому. Не представляю, к чему ей или кому-либо еще вспоминать про годовщину.

– Марли был лучшим другом Джейкоба, – объясняет Ник. – А его мама, Айла Берри, приходится Джейкобу крестной матерью. Ее дом рядом с нашим.

– Я правильно понимаю, что Джейкоб был с Марли, когда тот утонул? – спрашивает Эванс.

Ник кивает.

– Странно, что вы об этом не упомянули.

– Мы думали, это не важно, – говорю я.

– Где все произошло?

Немного помолчав, я отвечаю:

– Здесь. В этой бухте.

Констебль Эванс переводит взгляд то на меня, то на Ника. Он говорит медленно, вкладывая смысл в каждое слово:

– Итак, Марли Берри, лучший друг Джейкоба, исчез здесь, а ровно через семь лет на том же месте пропадает и сам Джейкоб. Все верно?

– Марли не исчез, – поправляю я. – Он утонул.

Я не позволю ему связать воедино эти два происшествия.

– Как смерть Марли Берри повлияла на Джейкоба? – задает Эванс еще один вопрос.

– Он был страшно подавлен, – отвечает Ник. – Потерял лучшего друга. Они были неразлучны.

– Значит, в годовщину его смерти Джейкоб наверняка думал о Марли?

Я вспоминаю исцарапанный снимок из бумажника Джейкоба, и по спине пробегает дрожь. Во рту пересохло, но я заставляю себя сглотнуть и говорю:

– Вполне возможно.

Констебль Эванс отпивает чай и ставит кружку на приставной столик, хотя я специально положила для всех подставки из бананового дерева под цвет диванных подушек. Когда я купила их, Ник усмехнулся: «Боже, сколько наворотов для пляжного домика».

– Я хочу подробнее обсудить ваш последний разговор с Джейкобом. – Эванс откидывается на спинку дивана и придирчиво изучает меня.

– Что именно вы хотите знать? – резким тоном спрашиваю я.

– Вы упоминали о ссоре с Джейкобом.

Что же я им сказала?

– Да так, повздорили из-за какой-то ерунды.

Эванс заглядывает в свой блокнот.

– Свидетели утверждают, что в начале девятого из вашего дома доносились крики Джейкоба. Потом они слышали громкий стук и хлопанье двери.

Все внимательно смотрят на меня, и я чувствую, как под мышками проступает пот.

Видимо, это Диана. Она услышала, как мы ругаемся. Разобрала ли она, о чем конкретно? В какой-то момент ссоры я закрыла дверь, но не сразу.

– Что это был за стук, не припомните? – спрашивает констебль Эванс, не сводя с меня взгляда.

– Наверное, резко закрыла ящик или шкафчик. Или, может, уронила книгу. Точно не помню.

Эванс кивает, на лице – бесстрастное выражение.

– А дверью хлопнул Джейкоб?

– Кто же еще! – слишком звонко смеюсь я. – Выбежал на улицу и как хлопнет со всей силы!.. Он же подросток, его жизнь полна переживаний. Как все это поможет нам его найти?

– Мы просто пытаемся понять, в каком состоянии находился Джейкоб в тот вечер. Получить полную картину, – вкрадчиво объясняет Роум.

– Нам также стало известно, что Джейкоб иногда вел себя агрессивно, – продолжает Эванс.

– Что-что? – возмущается Ник.

– Как я понимаю, поступила жалоба о вандализме – в хижину бросались стеклянными бутылками.

– Это было всего один раз в начале лета, – сквозь зубы отвечает Ник. – Вечеринка на пляже, все напились – по словам Джейкоба, они думали, что в доме никого нет. Он извинился перед хозяйкой и убрал все битое стекло.

– В колледже говорят, что у него были проблемы с посещаемостью.

– Да это он так, дурачится, – говорит Ник. – Джейкоб умен, и на занятиях ему бывает скучно. Оценки-то у него хуже не стали.

– Да, мы видели табель его успеваемости. – Выдержав паузу, Эванс интересуется: – Джейкоба можно назвать депрессивным подростком?

– Ничего подобного! – машинально возражаю я.

– Однако Каззи Тайлер утверждает, что во время их последней встречи Джейкоб плакал и говорил: «Я плохой человек, без меня тебе будет лучше».

Она им рассказала?

Представляю, каким вырисовывается портрет Джейкоба: депрессивный парень с проблемами в семье, переживающий из-за смерти друга и беременности девушки. Видимо, полицейские уверены, что Джейкоб не пропал, а покончил с собой.

Констебли уходят, а вслед за ними и Ник – говорит, надо проветрить голову. Я только «за», потому что не готова обсуждать, был ли наш сын настолько несчастлив, чтобы совершить самоубийство.