Вскипятив чайник, я наливаю в ведро горячей воды и добавляю моющее средство. Потом опускаюсь на колени и надраиваю пол с такой силой, что краснеют руки. Неужели полицейские считают, что мне в голову не приходила версия о суициде? Еще как приходила, мать вашу! Я постоянно думаю об этом, перебирая бесконечные варианты, пока не закипают мозги.

Я прочитала в Интернете множество статей на эту тему, словно цифры и факты могут мне помочь. От них никакой пользы – напротив, стало только хуже. Теперь я знаю, что 1800 пропавших без вести находят мертвыми, и три четверти из них мужчины, а причиной смерти чаще всего оказывается самоубийство.

Я впиваюсь ногтями в мокрую губку. Представляю, как Джейкоб сидит на утесе и со слезами на глазах повторяет: «Я плохой человек».

Нет, я не позволю этой мысли засесть в голове, ведь тогда придется признать, что если Джейкоб мертв, то это моя вина.

Пол блестит. Я выпрямляюсь, споласкиваю губку в раковине и кладу ее на край тазика для мытья посуды. «Дальше займусь плитой», – думаю я… Эх, мне явно нельзя было прерываться на размышления. В этот момент все силы покидают мое тело, коленки подкашиваются, на глазах выступают слезы.

Сама того не осознавая, я сворачиваюсь на полу и рыдаю, не в силах сдержать всхлипы.

Джейкоб! Господи, Джейкоб!

Мне нужно знать. НУЖНО знать, что случилось с тобой!

– Сара?

Я поднимаю голову – в дверях, прижав руки к груди, стоит Лоррейн.

– Боже мой! – Она помогает мне подняться и дойти до дивана. – Тише, Сара, все будет хорошо. – Лоррейн садится рядом и поглаживает меня по колену.

– Это ты сказала констеблям про бутылки?

– Какие бутылки?

– Которыми Джейкоб бросался в твой дом. Полицейские узнали об этом.

– Конечно, нет, – с улыбкой отвечает Лоррейн. – Как будто меня напугаешь парой осколков. Знала бы ты, что устраивали в детстве мои сорванцы!

Я никогда не видела ее двадцатипятилетних сыновей-близнецов, однако Лоррейн не устает рассказывать всем вокруг, что они оба геи: «Оба, представляете!»

– Дорогая, я понимаю, что сейчас тебе очень плохо, но поверь, все будет хорошо. Вот увидишь. Так что там говорят полицейские?

Я плохо знаю Лоррейн, мы познакомились лишь в начале этого лета, так что я не уверена, стоит ли ей доверять – вдруг она потом будет сплетничать.

– Похоже, они… они считают… что Джейкоб… в общем, что он мог покончить с собой.

Эти слова звучат так дико и странно, будто не я их произнесла.

– Да с чего они это взяли? Вот придурки! Чтобы такой жизнерадостный парень покончил с собой? Быть того не может! – Мне уже нравится Лоррейн и ее безмерный оптимизм. – Даже не думай! Он скоро вернется.

У Лоррейн нет никаких оснований утверждать подобное, но мне хочется ей верить, и я вытираю слезы рукой.

– Ты хоть что-нибудь ешь? Спишь? Не забывай пить воду! Давай-ка я налью тебе стаканчик. – Лоррейн бросается к раковине и наливает мне воды. – Вот, держи. Пей-пей. За здоровьем надо следить.

Я послушно беру стакан, а она пожимает мое плечо.

– Ну, я пока тебя оставлю, но, если что, обращайся.

Хорошо, что Лоррейн зашла. Я провожаю ее взглядом и вижу, как она вдруг останавливается и с любопытством смотрит в мою сторону. Проходит секунда, и она как ни в чем не бывало идет дальше. Неужели мне показалось?

Я качаю головой и, стоя у окна, вдруг вижу в стекле свое отражение. Эту женщину не узнать: темные круги под глазами похожи на синяки, волосы грязные. На лбу пролегли морщины. Я стираю осыпавшуюся тушь из-под глаз, но это особо не помогает.

Наклонившись поближе, я немного поворачиваю голову и замечаю что-то странное в выражении своего лица. Не пойму, что именно. Похоже на дежавю, словно все это уже происходило.

Я отворачиваюсь… и вдруг понимаю.

Да, все это уже было, только не со мной, а с Айлой.

В своем лице я вижу ее отражение. Семь лет назад Айла стояла у окна, надеясь увидеть Марли.

В голове всплывают слова констебля Эванса: «Итак, Марли Берри, лучший друг Джейкоба, исчез здесь, а ровно через семь лет на том же месте пропадает и сам Джейкоб. Все верно?»

«Нет!» – уверяю я саму себя и качаю головой. Отсутствие Джейкоба никак не связано с Марли.

– Не связано, – шепчу я своему отражению. – Никак не связано…

Несколько незначительных событий влекут за собой нечто более серьезное. Именно в этот момент все разделяется на до, когда жизнь казалась знакомой и понятной, и после, когда все стало по-другому.

Я в сотый раз прокручиваю в голове день смерти Марли. Может, некоторые слова не стоило произносить? Что, если в то утро не было бы Сэмюэля? И что, если бы начинался прилив, а не отлив? И если бы катер Айзека подъехал ближе к Марли, а не к Джейкобу?

В моих воспоминаниях сплошные острые осколки, и я не в силах от них избавиться. Уже ничего не изменить. Нельзя повернуть время вспять и вернуться к тому мгновению, когда вся моя жизнь перевернулась.

Лето 2010 года

Марли, весь раскрасневшийся, забежал в домик; с его босых ног сыпался песок, волосы были взъерошены.

– Нам нужен флагшток для песчаной крепости! – запыхавшись, выпалил он.

Я покопалась в шкафчиках и достала деревянные шпажки, на которых мы жарили зефир на костре.

– Подойдет?

– Да! – радостно крикнул Марли.

Сэмюэль – он как раз приехал на выходные – нашел бело-синюю салфетку для самого флага и клейкую ленту.

– Стой-ка, – сказала я Марли, пока он опять не убежал. – Крем от солнца.

Глянув на Сэмюэля, парень закатил глаза, но все же подошел ко мне. Я намазала ему спину, водя рукой по острым лопаткам, напоминающим маленькие крылышки, затем развернула и добавила крема на нос и щеки.

– Хочешь сюрприз? – Я поцеловала кончик его носа, и Марли сморщился, а потом побежал обратно на пляж. На губах у меня остался привкус крема и соли.

И что было дальше? Сколько времени прошло, прежде чем я решила проверить, как там Марли – минут двадцать? Двадцать пять? Боже, неужели меня и правда так увлек Сэмюэль, что я совсем забыла о сыне?

Знай я, что случится, ни на секунду не выпустила бы Марли из виду. Не дала бы ему даже выйти из дома. Крепко прижала бы его к себе, вдыхая теплый запах моего малыша…

– Мне пора, – сказал Сэмюэль, сдвигая мои волосы в сторону, чтобы поцеловать в шею. По всему телу прошла дрожь от удовольствия. – Постараюсь вернуться через пару дней.

– Было бы здорово.