с Купер и две операции – вот так прошел день у Кейт. Потом она не спеша доехала до высотки, в которой жила. Кейт ужасно вымоталась и почти ничего не соображала.

В углу общего коридора уже три месяца стоял чей-то выброшенный холодильник, покрытый плесенью. Старинный лифт с решеткой выглядел угрожающе. На нем висела табличка «Не работает», изрисованная граффити, внутри стояли коробки с какими-то стройматериалами. В коридоре витал запах мочи, хотя уборщик приходил неделю назад, Кейт сама его видела.

Она поднялась по лестнице жилого здания, которое раньше служило гостиницей. Стены покрыты надписями, где-то яркими и красивыми, а где-то – просто инициалами. На шестом этаже целовалась какая-то парочка, у парня все лицо было мокрое от слез. Кейт старалась не пялиться, и они тоже на нее не оглянулись, но после этой встречи ей тоже вдруг захотелось плакать.

Дверь квартиры почему-то была выкрашена голубым. Она сунула ключ в замочную скважину, подергала им вверх-вниз, прежде чем он наконец-то повернулся, и оказалась внутри.

Прошла мимо банок с кошачьим кормом, мимо домика-башни и когтеточки, которые до сих пор не выбросила. Открыла холодильник, нашла там остатки супа, подогрела в микроволновке. Налила стакан воды. Затем села за столик и начала есть, глядя на поля за окном, на шиномонтажную станцию и лучи закатного солнца.

Поужинав, Кейт выпила еще воды, направилась в спальню (единственную комнату в этой квартире) и надела пижаму. Было жарко и душно. На полу – горы грязной одежды, все поверхности завалены туалетными принадлежностями. Книжка, которую она купила несколько месяцев назад и всерьез намеревалась прочитать, одиноко лежала на прикроватной тумбе с закладкой, по-прежнему вставленной между шестой и седьмой страницей.

Кейт вспомнила, как на нее смотрела Купер. Достала из ящика тумбы обезболивающее – забрала его как-то из ветцентра, сделав вид, будто ампула треснула и ее нужно выбросить. Ввела себе кетамин.

Это тоже была часть ритуала.

Она включила маленький телевизор, легла на кровать и стала ждать, когда ее поглотит темнота. Вспомнила детскую считалочку.

Раз, два, три, четыре, пять…

– Вышел зайчик погулять, – пробормотала Кейт, устраиваясь поудобнее. – Вдруг охотник выбегает…

Два года назад

Глава 28

Первому из больных или брошенных матерью ягнят было труднее всего. Со временем старую конюшню на ферме Коулов переоборудовали под загон для больных овец, чтобы изолировать их от здоровых животных. Малышей вскармливали вручную, а долгие часы в ожидании хозяев они проводили в темноте и холоде, прислушиваясь к отдаленному блеянию стада.

Первый ягненок пытался сосать края старого холодильника, стоявшего в углу. Детеныш укладывался спать рядом с инструментами или старым корытом.

У остальных шанс еще был, а вот первые выживали редко.

Ребекка ухаживала за ними с самого детства: грела молоко, разводила смесь, шла в загон и часами сидела с новорожденными ягнятами, и днем, и ночью. Кормила их, слушала блеяние, давала малышам имена, хотя многие в итоге умирали. Выживших вскоре отправляли в общее стадо, а некоторые все равно ее помнили. Заслышав, как Ребекка несет еду, выбегали вперед остальных, подставляли голову, чтобы она погладила их, выпрашивали морковку в качестве угощения. Некоторых из них не пускали на убой.

На территории «Родной фермы» стояли три сводчатых хлева, несколько коровников и жилой дом, которые соединялись неприметными проходами, заваленными пластиковыми коробками. Если бы зимой ветер не гулял сквозь щели в старых кирпичах, если бы вокруг всего живого и мертвого не роились мухи, в некоторых коробках сохранились бы воспоминания. Тут лежали старые дневники еще тех времен, когда юный Альберт Коул мечтал стать пожарным или врачом, а также записные книжки дочери и стопка открыток, которые пятилетняя Ребекка дарила ему на день рождения, День святого Валентина и Рождество. Встречались в коробках и предметы, взявшиеся непонятно откуда.

Именно поэтому ферма была не просто землей. Здесь с детства осталось много мест, где Ребекка чувствовала себя как дома.

Канава, в которой она проводила время в компании собак и игрушек.

Сломанные качели в саду недалеко от маминого кабинета – они провисели там всего одно чудесное лето.

Палисадник, где Ребекка сама сажала растения, пока там все не разрушили.

Второй хлев, куда однажды в возрасте четырнадцати лет она пошла кормить овец.

•

Стоял март, было ужасно холодно. Снег шел каждый день, поля завалило сугробами. На ферме готовились к рождению ягнят. Почти всех овец разместили вплотную в трех загонах, для остальных соорудили наружный вольер из металлической сетки. По ночам ворота в нем запирали. Здесь снег надолго не задерживался, он оседал на крышах, таял от тепла овечьих тел, однако животные все равно погибали от холода, случались выкидыши. Численность стада шла на убыль.

Братьев и сестер у Ребекки не было, мать остановилась на одном ребенке.

Как-то утром девочка вышла на улицу, думая, что хлев уже открыт. Она собиралась разбить корочку льда в ведрах с водой, наполнить кормом корыта. Ребекка спешила вырваться из дома. Двери хлева, однако, были закрыты. Еще не рассвело. Внутри, под ржавой металлической крышей, старые обваливающиеся коридоры переплетались в лабиринт.

Отец внимательно смотрел на овец в уличном загоне. Услышав шаги Ребекки, он обернулся и приложил палец к губам.

Она подошла ближе и оперлась на металлическое ограждение. Через пару мгновений девочка увидела, что привлекло внимание отца.

Среди сотни втиснутых в загон овец стояло другое животное, чуть выше остальных.

Его присутствие беспокоило овец, и они пытались держаться от него подальше. Существо замерло и глядело прямо на заметивших его людей.

Это был олененок. На месте двух выпуклостей на его голове однажды появятся рога.

– Месяцев шесть, не больше, – прошептал отец.

– Что… – Ребекка помолчала и спросила чуть тише: – Что нам делать?

– Его мать наверняка где-то неподалеку. Если еще жива.

Сбоку от девочки с забора упала глыба снега. Она не вздрогнула, а лишь повела плечами.

– И что мы теперь…

– Ты уже спрашивала. Хватит твердить одно и то же, Бекка.

– Но ты…

– Что? – Отец посмотрел на нее, приподняв брови. – Что еще?

– Ты не ответил на мой вопрос, – пробормотала она. – Поэтому я и спросила еще раз.

Он скривился и перевел взгляд на олененка.

– Как он попал сюда, а? Что думаешь?

Ребекка глянула на оленя, затем на дверь хлева.

– Может, мы заперли его тут с вечера?

Отец покачал головой.

– Или он уже был здесь? Наверное, спрятался за…

– Нет, – перебил фермер.

После этого они надолго замолчали. Сбитая с толку, Ребекка отошла от заграждения, решив осмотреть хлев. Зашагав по направлению