– Ужасно хочется дать тебе отведать кнута, – сказала Олимпия, – чтобы в следующий раз помнил, но это не пристало леди.

Взглянув на собаку, она скомандовала:

– За мной!

Пес поднялся, но краснолицый завопил:

– Вы не имеете права! Это моя собака!

Олимпия, не обращая на него внимания, легко взмахнула рукой, подзывая пса, и тот потрусил за ней.

– Сэм! – заорал хозяин пса. – Ко мне, не то я…

– Даже не пытайся! – грозно предупредила Олимпия. – Таким, как ты, нельзя доверять животных.

– Это моя собственность! Закон на моей стороне! – Негодяй огляделся по сторонам. – Эй, кто‑нибудь, позовите констебля! Это мой пес, и если строптивый кобель не слушается хозяина, он имеет право его проучить. И никого это не касается.

Краснолицый продолжал кричать что‑то насчет грабителей, захватчиков, констеблей и бог знаете кого еще. Из чайной на первом этаже начали выскакивать люди. Зрители высыпали также на галерею, нависавшую над двором гостиницы.

Рипли деликатно кашлянул. Леди Олимпия, направлявшаяся к дилижансу с собакой по пятам, остановилась и подняла голову.

– Мы не можем взять с собой собаку, – ответил на ее удивленный взгляд Рипли.

– Нет, мы не можем оставить бедное животное с этим мерзавцем! – возразила она. – Ударить бессловесную тварь! Кнутом! Можно было просто шлепнуть об землю, чтобы призвать пса к порядку, а он заставил его страдать – вы же слышали, как он выл! А ведь это собака‑ищейка: такие животные исключительно спокойные и послушные.

Теперь Рипли взглянул повнимательнее на пса. Ретривер, безмолвный охотник. Он стоял рядом с Олимпией у руки, державшей кнут, и его била дрожь.

– Они хотят забрать мою собаку! – вопил краснолицый. – Эй, кто‑нибудь, остановите их!

– Не дури, Боллард! – крикнул кто‑то в ответ. – Это же его светлость Рипли, герцог, дурья твоя башка. Ему никто не указ.

– Но мою собаку он не заберет! Да еще руками своей шлюхи. Я требую своего пса назад!

Рипли вздохнул: разумеется, всегда найдется пьяный болван, который непременно ляпнет что‑нибудь подобное.

Повернувшись к Болларду, он произнес тихо, едва ли не дружески – любой, кто его знал, назвал бы этот тон гласом смерти или по меньшей мере гласом неминуемой трепки:

– Что ты сказал, любезный?

Он спросил это лениво, как бы между прочим, но волоски на затылке Олимпии встали дыбом: она поняла – безошибочно, как любая молодая леди, которая росла в окружении мужчин, – что в нем просыпается врожденный инстинкт самца, защитника.

Она бы и сама с радостью отхлестала негодяя Болларда кнутом, пока не заревет, но усилием воли заставила себя успокоиться и ласково погладила пса по голове. Тот подошел поближе.

– Ты слышал! – крикнул хозяин пса. – Твоя дамочка воспользовалась тем, что воспитание не позволяет мне драться с женщиной, и забрала мою собственность! Вы решили, будто вам принадлежит весь мир!

– Ты дважды оскорбил леди, – продолжил Рипли, не повышая голоса.

– Это она‑то леди? Ха! И еще мой кнут прихватила.

– Это третий раз, – заметил Рипли. – На этом мое терпение заканчивается. Ты не оставил мне выбора. Итак, обратившись к даме «миледи», ты принесешь извинения. Сейчас же.

– Извиниться? Перед ней? Да ни за что! Пусть вернет пса!

Удар был молниеносным, прямо в живот, и Боллард, сложившись пополам, рухнул на колени.

– Итак, повторяю: извинись, да побыстрее. Мои перчатки оставляют желать лучшего, но я все же предпочел бы не пачкать их.

– Ты просто застиг меня врасплох, – пробормотал краснолицый, хватая воздух ртом, и огляделся по сторонам. – Все видели?

Ответом ему была тишина.

– Похоже, у тебя плохо со слухом, – заметил Рипли. – Придется повторить и уточнить. Если следующими словами, что произнесет твой рот, не станут «прошу прощения, миледи», то границы моей снисходительности рухнут.

– Пугать меня вздумал? – Боллард выставил кулаки. – Давай!

Он грязно выругался, а в следующее мгновение получил удар такой силы, что не устоял на ногах, но герцог не дал ему повалиться на землю, схватил за шиворот и поднял. Вцепившись грязными пальцами в затянутые в перчатки руки и болтая ногами в воздухе, грубиян тем не менее умудрялся хрипло извергать потоки брани.

Спокойный, ледяной голос герцога можно было слышать даже в самых дальних углах двора – такое мертвое молчание здесь царило.

– Ты сейчас же обратишься к даме «миледи» и принесешь извинения, иначе мне придется сильно испортить тебе жизнь.

– Давай, убей меня! – выплюнул глупец. – Тебя вздернут на виселице, и мы встретимся с тобой в аду.

– Зачем же мне тебя убивать, – усмехнулся Рипли. – Слишком просто, никакого куража. Нет, для начала я, пожалуй, сломаю тебе пару костей, потом, если ситуация не изменится, еще несколько, а там видно будет.

Лицо Болларда сделалось свекольного цвета, но он тем не менее продолжал изрыгать ругательства и оскорбления, теперь уже в адрес Рипли.

– Какой же ты все‑таки зануда! – заметил тот. – Может, мне тебя отпустить? Давай посмотрим, что будет, а? Прости, если случайно наступлю тебе на голову.

– Давай, – прохрипел Боллард.

И Рипли сначала поднял его вверх, а потом разжал руки. Боллард рухнул на мощенную булыжником землю. Олимпия думала, что он снова вскочит на ноги: бывают же такие, кому урок не впрок, – но соприкосновение с твердой поверхностью явно возымело действие. Боллард схватился за горло, но других движений не совершал: лежал и смотрел на герцога вытаращенными глазами.

– Хватит? – поинтересовался Рипли. – Или продолжим состязание в остроумии?

Боллард кивнул.

– Нет, так не пойдет. Что надо сказать?

– Простите, – выдавил бедолага.

– Неправильный ответ. Итак?

– Простите, миледи… виноват.

– Вот так‑то лучше. А теперь пошел прочь.

Боллард с трудом поднялся на ноги и кликнул собаку, но животное, поджав хвост и опустив голову, прижалось к Олимпии.

– Нет, – сказала та, – собаку мы забираем.

– Сэм принадлежит мне, – хрипло крикнул Боллард.

Олимпия взглянула на Рипли, но тот покачал головой:

– Нет, пса взять мы не можем.

– Но не можем и оставить, – возразила она. – Он опять его изобьет.

– Это моя собака! Я отвалил целую прорву денег за этого непослушного кобеля! Нет у вас такого права!

– Это у тебя нет на него прав! – воскликнула Олимпия. – Ты предал беззащитное животное, когда ударил.