Сказать, что я смутилась, значит ничего не сказать. Я ощутила, как к щекам приливает горячая волна.

– Иван Никифорович, я не краду в гостях столовые приборы.

– Улики свидетельствуют об ином, – захихикал босс.

Я начала оправдываться:

– Впервые в жизни увидела этот столовый прибор, не хотела признаваться в своей дремучести, поэтому попыталась научиться пользоваться им на ходу. А железные прутики воткнулись в мой язык и никак не хотели его отпускать.

– Ужасно, – пробормотал шеф.

– Кнопочку заклинило, – жаловалась я, – потом она заработала, но ручка сломалась. Я испугалась и спрятала прибор, поступила по-детски, крайне глупо.

Иван молча взял лефелегабель и сделал быстрое движение пальцами. Длинная палочка издала щелчок и вновь стала прямой.

– Он складной, – пояснил начальник.

– Не может быть! – ахнула я. – Чуть не скончалась, когда поняла, что испортила необычную и небось дорогую вещь. Хотела попросить Троянова найти в Интернете адрес магазина, где такую купить можно. Я хотела сделать фото и отослать, но как сказать твоей маме про случившееся? Как? А от лимонной начинки во рту у меня начался пожар.

– Катастрофа прямо, – всхлипнул Иван и прикрыл подбородок рукой, – жуткая история.

Я покосилась на Ивана; не похоже, что ему жалко меня, но продолжила:

– В ванной я стукнула по крану, а в голове залаяла собака, замяукала кошка.

Босс издал странный звук.

– Гавкающий в мозгу пес – страшное испытание для психики.

– Это украшения в моих волосах издавали во время ужина те звуки, – каялась я, – стилист Дима сделал мне подарок, но не предупредил, что булавки лают и мяукают. Я вытащила их, а они, наверное, придерживали шиньон. Между прочим, ни Дима, ни его помощница даже не намекнули, что прическа сделана с помощью накладки, они упоминали особые средства, которые держат волосы. А потом я чихнула… и вот…

Мне стало совсем нехорошо. Да уж, весело поужинала: спрятала омлет в сумку, сперла столовый прибор, влезла в кабинет шефа без разрешения и до кучи потеряла шиньон. Левый глаз закололо, я потерла его кулаком и посмотрела на Ивана, который сидел со странным выражением лица. Он расхохотался во весь голос:

– Тань! У тебя ресницы отклеились.

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Шеф встал, подошел к стулу, на котором сидела потерявшая весь кураж подчиненная, и обнял меня. Я уткнулась носом ему в живот и всхлипнула.

– Тебе нет необходимости пришпиливать к макушке мочалку и рисовать на лице картины, – тихо сказал Иван.

– Я хотела произвести на твою маму наилучшее впечатление, – призналась я.

Босс протянул мне бумажную салфетку, я схватила ее и начала промокать глаза.

– Травяной напиток, – пропела Рина, внося поднос. – Ой, Танечка, почему у вас лицо красное? Боже! Аллергия! На что? На яйца? Лимон? Сахар? Господи! Сейчас принесу замечательное лекарство. Не волнуйтесь, оно давно на мне проверено, я страдаю непереносимостью лилий. Апчхи! Вот видите? Только об этих цветах подумаю и… чихаю! Уже ушла за таблетками.

Ирина быстро поставила свою ношу на стол и умчалась.

Я взглянула на шефа:

– У твоей мамы аллергия на лилии?

– Угу, – подтвердил Иван.

– В дизайнерском букете этих цветов много, – прошептала я, – и они крупные. Вот почему Ирина постоянно чихает. И…

Продолжить я не успела, из глубины квартиры раздался истошный вопль:

– Ваня! Таракан! Скорее, он на меня нападает.

Иван Никифорович поспешил к матери, я осталась одна и попыталась сообразить, как лучше поступить. Воспользоваться отсутствием хозяев и ускользнуть, так сказать, по-английски, не прощаясь? Или выпить порцию травяного настоя, сделав вид, что ничего необычного не произошло. Ну принесла глупая Сергеева лилии женщине, у которой от них начинается золотуха, ну потеряла я шиньон, ну гавкала-мяукала у меня прическа, с кем не бывает? Ох, думаю, Рина объявит меня персоной нон грата.

– Враг повержен, – заявил шеф, входя в столовую, – никак не могу объяснить маме, что тараканы ей вреда не принесут.

Я встала.

– Ты куда? А травяной чай? – спросил Иван.

– Сейчас вернусь, – пообещала я, – у меня в машине лежит замечательный прибор, воткнешь его на кухне в розетку, и прусаки навсегда уйдут.

– Да ну? – удивился Иван Никифорович. – Не слышал о таком. Буду очень тебе благодарен, а мама в восторг придет. Пошли вместе, помогу донести агрегат.

Я заторопилась в коридор. Очень надеюсь, что отпугиватель противных насекомых изменит в лучшую сторону мнение Рины о гостье, притащившей ей нелепый букет и потерявшей во время ужина добрую половину прически. Если это, конечно, после всего произошедшего возможно.

– Ты не в агентстве? – удивился Роберт, рано утром увидев, как я вхожу в комнату.

– Удрала из «Светатура» под благовидным предлогом, – пояснила я. – Ты нашел Олега Кириллова, друга Сачкова?

Троянов потер глаза:

– Телефон хоть иногда проверяешь? Все давно лежит у тебя на ватсапп.

– Отлично, – обрадовалась я. – А что с людьми, которые были упомянуты на рисунках Веры? Анатолий Паскин, Семен Кратов, Гена Волков и Володя Сачков? Я тебе отправила снимки всех картинок.

Троянов глянул на экран ноутбука.

– Внимательно их рассмотрел, сначала создалось впечатление, что речь идет о детях-подростках, все сюжеты будто про школьников: катание на мопедах, игра в мяч и так далее. Но есть несколько работ, где они взрослые, и там упомянуты профессии и отчества, правда, не у всех. Вот, например, Семен Кратов. Он, судя по картинкам, стал кинорежиссером, снял фильм и получил «Оскара». И на самом деле в Москве жил Семен Кратов. Он работал на телевидении, но наград американских не имел, не был широко известен, как Владимир Меньшов с культовой лентой «Москва слезам не верит». Кратов снял короткий сериал из трех частей, его показали по каналу «Говорун».

– Впервые о таком слышу, – удивилась я.

Роберт махнул рукой:

– Сейчас кабельных телеканалов как собак нерезаных. После того как фильм один раз продемонстрировали, Кратов с работы уволился, официально нигде не служит, зарегистрирован в Москве, вероятно, он где-то работает, просто не оформляется официально. В квартире с ним прописана Ливнева Анна Сергеевна. Я навел о ней справки, ей шестьдесят восемь лет, сорок пять из них проработала у Кратовых. Сначала у отца Семена, тот был писателем, затем у его сына. Ничего дурного о тетушке найти не смог. Под следствием не была, плохого не совершала, замуж не выходила, детей не имеет. Живет в квартире Кратова, имела дачу в Подмосковье в деревне Гуськово. Дом Анне достался по завещанию, его отписал ей отец Семена. Став владелицей фазенды, Ливнева ее мигом продала, купила двушку в Москве. Дама квадратные метры сдает, соблюдает все формальности, заключает с клиентами договор, оплачивает налоги. Абсолютно законопослушная гражданка. Далее у нас Анатолий Паскин. Тут совсем другая картина. Масса приводов за мелкое хулиганство. Все деяния совершал под действием алкоголя, полно жалоб от соседей на безобразное поведение мужчины. Сведений о работе нет, на что он жил? Пускал к себе постояльцев, сдавал две комнаты своей трешки, но делал это умно. Постоянных жильцов не заводил, пускал народ на день, максимум на сутки. Соседи строчили жалобы участковому, тот в первое время реагировал, заходил к Паскину. Цитирую одно объяснение полицейского: «В квартире находятся друзья хозяина, прибывшие на день из другого города». Ежу понятно, что деньги Анатолий получал за организованный им дом свиданий, но участковый разбираться не стал. Может, алкоголик с ним в доле был? Не знаю. Думаю, что весь дом с облегчением вздохнул, когда Паскин зимой заснул пьяным на улице и умер.