Идти нужно открыто, пусть те, из контрразведки, думают, чтоон ни о чем не подозревает. А уж когда в кармане будут лежать три тысячи, томожно и в бега податься, с деньгами-то оно надежнее… Его сожительница быладома, вешала во дворе выстиранное белье. Салов распахнул настежь калитку иостановился на пороге. Леля кинула на него взгляд украдкой и вдруг сообразила,что он все знает. Он не сказал ей об этом ни слова, но интуиция кричала ей, чтосейчас он будет ее убивать. Заорать, выскочить на улицу? Не успеть, он стоит укалитки.

– Ты где был? – Она постаралась; чтобы голосзвучал как можно спокойнее.

Он не ответил, но одним прыжком оказался вдруг рядом с ней,грубо схватил за руку и потащил в дом. Леля испугалась: хозяйка ушла на базар,в доме никого, он зарежет ее как курицу… В комнате он схватил ее за плечи итряхнул так, что клацнули зубы.

– Сука, – выдохнул он, – какая же ты сука…Совсем близко она видела его выпученные глаза, в которых разглядела бешеныйгнев и еще страх – жуткий страх. Он боится, поняла Леля. И от страха может ееубить, потому что скоро станет совершенно неуправляем.

Она не делала никаких попыток к сопротивлению, но посмотрелана него как могла твердо.

– Я тебя убью, убью, – повторял он как в трансе.

Он сжал руками ее шею, но вдруг вспомнил про деньги.

– Где деньги? – заорал он и наотмашь ударил ее полицу.

– А ты знаешь, что, как только ты выйдешь отсюда, тебятотчас же схватят и отвезут в контрразведку? – с трудом выговорила онаразбитыми губами. – И что там все знают про твою работу в подпольномкомитете, а за это полагается расстрел?

– Врешь! Я еще ничего не сделал! – заорал онсрывающимся голосом.

– Да? А получение оружия по фальшивым документам? Аубийство купца Селиванова? – Она показала ему развернутую газету, гдесообщалось, что нынче ночью неизвестные преступники зарезали и ограбиликоммерсанта Прохора Селиванова.

– Ты пришел ко мне ночью прямо после убийства, –продолжала Леля, – а утром хозяйка шинельку-то твою окровавленную тожевидела, – соврала она. – А также сам ведь говорил, что в вашемподполье ты вроде начальника по военной части. А за все по совокупности ужеповешение полагается! Значит, убьешь сейчас меня, а как только выйдешь из этогодома – так, считай, что сделал первый шаг на эшафот.

– Ты… – Он грязно выругался и отпрянул от нее.

Леля отошла подальше. Щека болела, но она поняла, что Саловбоится ее больше, чем она его.

– И не надейся, что твои товарищи из комитета поверяттебе и спасут, – продолжала он, чтобы закрепить достигнутыерезультаты. – Имей в виду, что вся ваша организация давно уже на крючке уконтрразведки, и, кроме тебя, в комитете есть люди, которые тоже работают наконтрразведку. Так что как только ты сообщишь подполью о том, что оказалсяпредателем, ты сразу же подпишешь себе смертный приговор – контрразведка тебеэтого не простит, да и товарищи тоже.

– Но что же делать? – растерянно спросил он,потому что только сейчас до него дошло, что Лелька кругом права.

– Раз уж все равно никуда не деться, то для тебя всегоблагоразумнее будет работать на них, – заключила Леля. – Арест вашегокомитета – это всего лишь вопрос времени, а я уж замолвлю за тебя словечкопотом.

– Ты… ты меня под это подвела, – бормотал он.

– Сам виноват! Не нужно было болтать! – крикнулаона. – Тебя еще раньше заподозрили, а уж потом меня к тебе приставили!

– В гарнизонах народ ненадежный – кто-то продал, –охнул Салов и схватился за голову.

«Идиотом не надо быть!» – хотела присовокупить Леля, нопромолчала.

– Что теперь делать?

– Ничего не делать, идешь вечером на встречу с ВасилиемГубарем и передаешь ему полторы тысячи, чтобы он достал тебе документы, покоторым можно получить оружие на складе. А там получишь через меня дальнейшиеуказания.

Он сел за стол и уронил голову на руки. Леля посмотрела спрезрением на его небритый затылок и, намочив полотенце, приложила к своейразбитой щеке.

* * *

На берегу моря в унылом безрадостном месте неподалеку отдоков, там, где каменистая коса усеяна гниющими водорослями и различнойвыброшенной волнами дрянью, где обыкновенно из живых существ можно увидетьтолько неразборчивых чаек, собирающих свой малопривлекательный улов,встретились в предрассветных сумерках четыре человека.

Один из них был прибывший в Крым со специальной миссией изЕкатеринослава Борщевский, трое других – местные подпольщики товарищ Макар,Салов и матрос Защипа, известный в Севастополе под псевдонимом Кипяченко.

– Что за причина для такой срочной встречи? –раздраженно спросил у товарища Макара Борщевский.

– Типографию разгромили, – мрачно ответил Макар.

– Плохо, очень плохо, – Борщевский тожепомрачнел, – ведь говорил я вам: плохо у вас с конспирацией, из рук вон! Апочему мы сегодня в таком странном месте встречаемся, а не на конспиративнойквартире?

– Место это очень хорошее, – последовалответ, – подходящее во всех отношениях. А конспиративную квартиру я считаюпроваленной.

– Почему? – недоуменно спросил Борщевский. –Что, Гольдблат с Якобсоном попали в контрразведку?

– Нет, товарищи, к счастью, сбежали, и тираж воззванияунесли. Но не в этом дело. Я лично считаю, что среди нас находится провокатор.

– И кого же ты, товарищ, подозреваешь?

– Тебя, Борщевский. – Товарищ Макар встал набезопасном расстоянии от Борщевского, засунув правую руку в карман и глядяисподлобья недобрым решительным взглядом. Тем временем Салов зашел Борщевскомуза спину, а матрос встал чуть сбоку и вытащил из-за пазухи свой грозный маузер.

– Товарищи, вы, наверное, с ума сошли, –воскликнул Борщевский в прежнем раздражении, – я ведь к вам от самоготоварища Мокроусова пришел, фронт преодолел с большой опасностью. Вы мандат мойвидели. С какого перепугу вы меня за провокатора держите?

– Насчет мандата это ты нам сам расскажи: или тебе егов контрразведке дали, у настоящего Борщевского отняв, или тебе и вправду этотмандат в Екатеринославе выдали, а ты к белым переметнулся и предал всемирныйпролетариат.

– Ты, товарищ Макар, говори, да незаговаривайся. – В голосе Борщевского прозвучала скрытая угроза. –Насчет того, кто пролетариат предал, мы еще разберемся. Какие у тебя основанияменя в предательстве обвинять?

– Основания самые простые, – товарищ Макар повысилголос, но обращался скорее к Борщевскому, а не к своим людям, – как тыпоявился, так у нас провалы пошли… – Провалы у вас оттого, – перебилего обвиняемый, – что конспирация ни к черту не годится. Типография чутьли не открыто работает, грохот на всю улицу… Еще удивляюсь, как ее раньше неразгромили.