– Конечно, все теперь у тебя будут виноваты, одинтолько ты… херувим святой, – не найдя ничего лучшего, товарищ Макар прибегк церковному лексикону, и сам остался этим очень недоволен.

– Товарищи, – повысил голос Борщевский, обращаяськ Кипяченко и Салову, при этом он несолидно крутил головой, опасаясьповернуться спиной к Макару, – товарищи! Что же это у вас творится! Вывидите, что имеет место искажение линии. Я к вам прибыл, как представительпартии, имея на руках все необходимые полномочия, а встречаю здесь в лицетоварища Макара полное недоверие и грубые угрозы, вплоть до поповских выпадоввроде херувима! Это что же, товарищи, получается! Это уже просто больше чемоппортунизм!

Произнося эти слова, Борщевский пытался одновременнопередвинуться так, чтобы за спиной у него не было Салова, но это ему неудалось: Салов к его словам совершенно не прислушивался, в душе у него былоликование: не он один предатель, а вот же, нашелся паскуда! Поэтому он толькоследил за маневрами и осторожно отступал, сохраняя свое стратегически важноеположение.

Матрос, напротив, внимательно слушал хорошо знакомые погодам революционной борьбы слова, получая от их звучания видимое удовольствие ииспытывая прилив пролетарского энтузиазма, на что и рассчитывал Борщевский.

– Ты, товарищ Макар, послушай, – с сомнениемпроговорил матрос, – товарищ хорошо говорит, чувствуется, что наш человек.Может, мы что-то не додумали?

Может, дать ему возможность показать себя в деле?

Руководитель севастопольского подполья, почувствовав, чтоситуация незаметно выходит из-под контроля, зло покосился на матроса и сказал:

– Ты, Кипяченко, хоть и проверенный товарищ, но оченьлегко поддаешься на мелкобуржуазную пропаганду. Ты вспомни, он же сампризнавался, что состоял в левых эсерах! А это ведь самая что ни на естьмелкобуржуазная партия. Не дай ему зубы заговорить. Ты вспомни, что после егопоявления у нас провал за провалом, – и, не давая Борщевскому времениснова прибегнуть к своему красноречию, товарищ Макар крикнул:

– Давай, Салов, вали! Как договаривались!

Салов, равнодушный к ораторскому мастерству приезжеготоварища, кинулся сзади на Борщевского и накинул ему на шею заготовленнуюзаранее удавку из рояльной струны. Тонкая струна врезалась в горло, прочертивмгновенно по коже ровную алую линию. Борщевский схватился руками за шею,стараясь ослабить страшную железную петлю. Он пытался схватить Салова за руки,но это никак ему не удавалось. Макар же тем временем, вытащив из кармананебольшой ладный браунинг, суетливо переступал перед Борщевским, испуганно ивместе с тем злорадно следя за его попытками вырваться и приговаривая:

– Так его, Салов, так его, оппортуниста! Так его,провокатора! Учить он нас будет конспирации! Учить будет подпольной работе! Такего, дави гада, Ваня!

* * *

Матрос Кипяченко, растерянно переводе взгляд то на злобносуетливого Макара, то на Борщевского, из последних сил бьющегося в сильныхруках душителя, порывался что-то сказать или сделать, но не мог принятьрешения. Много повидавший жестокости и крови, сам не раз лишавший жизниклассового врага, матрос впервые оказался в таком положении, что не знал, комубольше доверять, на чью сторону стать: товарищ Макар – его непосредственныйруководитель, председатель подпольного комитета, а Борщевский – человек изцентра, представитель партийного руководства… Так и не приняв никакого решения,матрос махнул рукой и отвернулся.

Салов все туже затягивал стальную удавку. Глаза Борщевскогострашно выпучились и налились кровью. Широко раскрыв рот, он пытался крикнуть,но перетянутое струной горло способно было издавать только нечленораздельныйхрип.

Из-под струны текла кровь, заливая его грудь. Наконец вгорле хрустнуло, и товарищ Борщевский обмяк и рухнул на каменистый берег,окончательно завершив свою бурную революционную биографию.

После неудачи орловского выступления сам капитан Орловсобрал партизанский отряд и ушел в крымские леса. Поручик Осоргин ушел вместе сним. Большая часть участников его движения направилась на фронт к перешейкам.

Значительная масса добровольцев прибыла в Крым без оружия.Боеприпасов не было вовсе, так что перед отправкой на фронт Борису Ордынцеву инескольким другим офицерам было приказано получить оружие и патроны для отрядана артиллерийском складе в Севастополе.

Оставив у ворот склада подводу с охра-, ной, Борисотправился с документами к складскому начальству.

Пройдя по длинному коридору, опоясывающему ангар, он подошелк застекленной будке конторщика. Внутри помещение было ярко освещено, поэтомуБорис хорошо видел, что там происходит, сам же оставался почти невидим.

Дежуривший по складу интендантский офицер просматривалдокументы высокого широкоплечего моряка. Что-то в этом моряке показалосьОрдынцеву знакомым.

Подойдя поближе и приглядевшись, Борис оторопел: это былматрос Защипа, красный, едва не расстрелявший его, Бориса, минувшей осенью.Одетый в форму морского офицера, Защипа получал на складе оружие. Сомнений бытьне могло:

Борис отлично запомнил этого человека. Он был не простойкрасный боец, а комиссар и начальник, убежденный расстрельщик. Такой человек,если бы попал в плен к белым, был бы неминуемо расстрелян. Здесь явно былкакой-то красный заговор.

Что делать? Арестовать Защипу? Но у него наверняка здесьсообщники, их тоже нельзя упустить. И вообще, нужно распутать весь этот клубок.

Борис решил следить за матросом и постараться установить, скем он связан.

Затаившись за штабелем из ящиков, он дождался, покаинтендант проверил документы Защипы. Видимо, оружие и патроны для моряка должныбыли подготовить к следующему разу, потому что Защипа, оставив интенданту частьбумаг, пошел со склада прочь. Борис, хоронясь за ящиками и перебегая от одногоштабеля к другому, двинулся следом.

Матрос вышел за ворота, и Борис, немного обождав, прошел заним. Места в районе складов были безлюдные, поэтому Ордынцеву пришлосьследовать за моряком на очень большом расстоянии, чтобы остаться незамеченным,тем более что Защипа часто оглядывался, проверяя нет ли слежки.

Дойдя до более оживленных улиц, Борис едва не потерялматроса в толпе, и в конце концов нашел его снова только благодаря высокомуросту и заметной морской форме. Защипа долго ходил по городу, передвижения егоказались бесцельными.

Наконец он свернул в неприметный проулок и юркнул в щельмежду досками высокого забора. Борис, недолго поколебавшись, хотел былопоследовать за ним, но вдруг сильная рука обхватила его сзади и зажала рот.

– Тише, ваше благородие, не надо шуметь, –раздался над самым ухом низкий гнусавый голос.

Руководствуясь скорее инстинктом, чем соображениями разума,Борис резко присел, вывернувшись из обхвативших его сильных рук, и что былосилы пнул ногой назад. Видимо, он попал своему неизвестному противнику пощиколотке, потому что тот запрыгал на одной ноге, тихо ругаясь. Он бы, конечно,ругался громко и вообще вопил бы благим матом, но, очевидно, конспиративныесоображения въелись ему уже в самую кровь и оказались решающими даже в такоймучительный момент.