Он спустился вниз на лифте, в который затем зашёл и поднялся наверх Клипинг.

Эмигделла и Барнард обменялись последними приятными новостями. Профессор восхитился новой картиной. Эми попросила экономку принести им кофе.

— Можете догадаться, пришёл просить вас об одолжении, — произнёс Клипинг и рассказал о Мартите Денеке, которая жила в нескольких кварталах от дома Эми, в самом центре города.

Девушка бедствовала. Отец-наркоман, да и САП пока ещё не повлияла на их жизнь.

Они приютили Имрана Шокара после тюремного заключения. Это было опасно: семье Денеке угрожали правые радикалы.

Попивая кофе, они сетовали на неприятности, связанные с этими партиями. Барнард пояснил, что не собирается приглашать её на роль леди Баунтифул[25], но пустой дом, стоящий по соседству, принадлежит именно ей. Могла бы предоставить кров Мартите и Шокару. Они бы пожили там, в полной анонимности и безопасности, неделю или две, пока не удастся разрешить их проблемы.

— Иммигранты в самом деле довольно подозрительны. Сперва я должна посоветоваться с гуру. А где они живут?

— На улице Мадлен. На той стороне площади.

Эми задумалась. Барнард в это время разглядывал нежные контуры её почти кукольного личика с большими глазами, окаймлёнными густыми ресницами. Как бы хотелось прикоснуться к ней! Он хотел её. Но что скажет Эми? Он не принадлежал к её миру и её жизни.

— Вопрос можно? Надеюсь, не покажется неуместным. Просто интересно. Вы — академик. Комфортное звание! Не понимаю, зачем стали помогать этому парню. Он же вам не родственник!

— Я не гомик, если вы об этом, — ответил он, глотнув кофе. — Парнишку несправедливо обвинили. Девушка, любящая его, попросила меня о помощи. А вообще «комфортное звание», как вы выразились, не особо меня воодушевляет.

— Только и всего?

Тот грустно улыбнулся и констатировал, что она кажется разочарованной. Но разве не этим вопросом задаются люди, стремящиеся познать себя? Чем ещё заполнить пустоту внутри, если не религией? Евросоюз оказался на пороге войны, которая заняла умы. Прискорбно!

Естественно, существуют любовные взаимоотношения. Они намного лучше войны, хотя точно также переполнены иллюзиями и заблуждениями. Горькая правда человеческой жизни. Размышления могут причинить невыносимую боль. Ему подумалось: скорбь — основа всему, и именно на её почве люди пытаются взращивать счастье. Барнард начинал понимать Шопенгауэра.

— Я был счастлив поддержать Имрана Шокара. Осознав сущность скорби, я поразился своей легкомысленности. Хотя можно ли быть полностью серьёзным в этой жизни? А ваше мнение?

Эми закусила губу.

— Так называемый «политический бизнес» — пустое место, удел мелочных людей. Не думаю, что жизнь настолько уж скверна… Вы мудрее меня, Барнард. А я нахожу успокоение в мелочах. Детали неимоверно важны. Прелестные кафетерии рядом с домом, щебетанье птиц у воды… Коллекционирование картин, встречи с друзьями…

Она призадумалась.

— Если честно, мне всегда нравились люди с грустными глазами. С ними легче. Они более чувствительны.

Профессор Клипинг с интересом ожидал продолжения. Хотя знал, что слова её ничего не значат.

Эмигделла по-своему истолковала его взгляд и поспешила сменить тему:

— Видели выступление Дэниела Поттса? Вы согласны?

— Чуть-чуть. Странный он..

— Знакомы с ним? Не он ли сочиняет депрессивные послания «Безумцев»?

— Не думаю. Хотя мысли их во многом совпадают. Желаете рассказать о себе что-то ещё?

— Я легкомысленна, доктор Барнард. Не нравятся мне эти темы. Жизнь для меня — всего лишь чреда ежедневных событий. И Дибенкорнов.

И весело рассмеялась.

— Кто такой Дибенкорн?

— Художник!

Клипинг наклонился и пожал её руку.

— Спасибо за трогательную историю. У каждого из нас есть личные тайны. Ими непросто делиться.

Она отдёрнула руку и взмахнула ей:

— Боюсь показаться слишком тривиальной. Давайте поговорим о мусульманском пареньке, которого вы выудили из тюремной камеры.

Барнард поведал о трудностях, с которыми Шокар столкнулся на свободе. Эми выразила желание лично поговорить с ним и семьёй Денеке, оценить положение дел и принять решение относительно их переселения.

— Возьмём такси!

— Может, пройдёмся пешком, Эми?

— Люблю ездить на такси!

Улица Мадлен оказалась кривым мрачным переулком. У дома Денеке собрался народ. Кое-кто держал в руках плакаты с ксенофобскими надписями. Люди стояли молча в гнетущей тишине.

— Почему я и предпочитаю такси. Какая-то защита.

Клипинг кивнул в знак согласия и вылез из машины. Его заметили в толпе и окликнули. Раздался неодобрительный гул голосов.

К нему, повизгивая, подбежала собака. С асмофом на правом ухе.

Хотя Клипинг и был несколько напуган, он встал пред собравшимися и обратился к ним:

— Друзья! Постарайтесь проникнуться ситуацией. Мистер Шокар легально находится в нашей гостеприимной стране. На полных правах. Скромно работает на почте. Мусульманин пытался защитить белую женщину, когда…

Он не договорил — получил булыжником по плечу. Его забросали камнями. Один попал в голову. Клипинг упал. Другой камень разбил ветровое стекло автомобиля.

— Сматываюсь! — крикнул водитель Эми.

— Сперва выпустите меня! Никогда больше не свяжусь с вашей компанией!

Эмигделла выскочила из машины, которая тотчас же рванула с места, и, оказавшись лицом к лицу с митингующими, подняла руку. Поток камней мгновенно прекратился. Вид привлекательной, со вкусом одетой женщины обескуражил нападавших. Хрупкая женщина выиграла несколько минут.

Некоторые замерли в ожидании с камнями в руках.

— Нормальные люди, а столь необдуманно жестоки! А как же законы? Их нужно соблюдать. Или наступит анархия. Покалечили хорошего человека.

— Он любит мусульман! — прокричала одна женщина.

— Нет, он просто любит справедливость, как и все мы. Так пусть же она будет всеобщей. Если этот человек умрёт, вас осудят за убийство. Обещаю, вы ощутите тиски правосудия! Расходитесь, прошу. И вызовите скорую. Уходите. Замечательное утро! Идите и наслаждайтесь. Пройдитесь по парку.

— Так это леди амароли! — крикнул какой-то мужчина. — И пьёт собственную мочу! Чудачка!

— Заставлю её выпить и свою. Здорово пошутил, да? — загоготал его сосед.

— Пошли прочь, грязные свиньи! — пронзительно крикнула она.