Все его работы были словно наполнены воздухом, синевой, бирюзой, всеми оттенками голубого, какими-то фантастическими, волшебными облаками и предполагали душу свободную, широкую, стремление к полету.

Вряд ли его полотна, выполненные масляными красками или мягкими пастелями, можно было назвать реалистическими. Напротив, это были сложные и очень красивые фантазийные работы, и я некоторое время просто стояла перед ними и рассматривала, пытаясь понять настроение художника в момент, когда он творил, но почему-то никак не могла связать этот процесс непосредственно с Дино.

Странное это было чувство: я, забыв на время обо всех своих опасностях, почувствовала себя словно под защитой этих полотен. Я напитывалась этой красотой, которая придавала мне новые силы и желание остановиться на время, задуматься о том, что такое вообще искусство и почему оно так действует на человека.

Ведь еще недавно я была на волосок от смерти, мне бы думать только об этом, плакать и рыдать, искать пути спасения или оплакивать Алика, а я вместо этого стояла, завороженная, перед картиной, всматривалась в переплетения голубых и сиреневых линий, бирюзовых пятен, пронизанных оранжевым блеском солнца, и чувствовала, как сама жизнь вливается в меня, освещая и делая ничтожными все мои страхи.

Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как меня заперли в доме Дино, но, очнувшись, я обнаружила себя на кухне, перед большим, лимонного цвета, огромным холодильником.

Я не удивилась бы, если бы, открыв, увидела там одни лимоны. Ведь в Неаполе лимоны и апельсины растут прямо на улице!

До меня постепенно начало доходить, что я, приехав в Неаполь, ничего, кроме Замка Яйца, да кладбища с черепами и не видела!

Отель «Гранд-Везувий» не в счет, туда я вообще попала по драматическому стечению обстоятельств. А ведь рекламный проспект, который я купила еще в Москве, собираясь сюда, сулил мне много зрелищ и впечатлений.

Так, к примеру, я планировала (между свиданиями со своим «двойником») в дневные часы, само собой, осмотреть многочисленные церкви Неаполя, которых едва ли не столько, сколько в самом Риме!

Причем некоторые были расписаны известными художниками, такими, как Караваджо и его учениками. Просмотрела (прошляпила, что называется) и главную церковь этого прекрасного города — собор Святого Януария, покровителя Неаполя…

А что, если все-таки мне удастся выбраться отсюда, из этого дома, как-нибудь замаскироваться, чтобы меня никто из тех, кто за мной охотится, не узнал, да и отправиться на прогулку уже совершенно в другом качестве, просто как туристки? И только подумав об этом, я словно услышала голос Алика, строго-настрого запрещающего мне подобные легкомысленные выходки — в аэропорт, немедленно, в Москву, домой!

Однако в холодильнике помимо лимонов я обнаружила ветчину, помидоры-черри, пять видов сыров, колбасу, молоко и много разных соусов.

Нетрудно было найти в кухонных шкафчиках и кофе, сахар, хлеб. Решив подкрепиться, я устроила себе настоящий пир.

Однако особого наслаждения едой я все равно не получила, я ела, глотая слезы и грустя по моему другу Алику Банку. И когда еще обнаружат его тело? И куда его поместят? Что с ним будет, где его похоронят? И когда вспомнила, как он предложил мне пожениться, причем упомянул что-то там про наследство, мне и вовсе стало тяжело.

Неужели человек предчувствует свою смерть? Но как? Почему?

Вернувшись в Москву, мне некому будет даже рассказать обо всем, что произошло с нами здесь, в этом прекрасном и пахнущем лимонами городе! Уж Ладе-то я точно ничего не расскажу, разве что о каких-то достопримечательностях. Ну, может, привезу ей в подарок бутылку лимончелло.

После обеда я вымыла посуду, прибралась и отправилась в спальню, туда, где не так давно пыталась представить себя в объятиях моего Алекса.

Я устроилась на мягких подушках, укрылась простыней и закрыла глаза. Но уснуть сразу не получалось. Я рассматривала сквозь ресницы белый гофрированный элегантный абажур ночной лампы, его медную ножку и фарфоровую, в розочках, кнопку, стакан с остатками воды, блокнот на пружинке…

И вдруг меня словно приподняло с постели, я села, с бухающим в груди сердцем глядя на прикроватную тумбочку, словно на ней свернулась ядовитая змея…

Зажмурившись, я открыла глаза и снова зажмурилась. Но видение не исчезало!

На блокноте лежала маленькая жестяная коробочка с нарисованной на ней маленькой розой. Это была моя коробочка, которую я купила сто лет тому назад на блошином рынке и в которой носила в сумочке таблетки от головной боли.

Однако с момента моего замужества она принадлежала Алексу, и он хранил в ней маленькие красные таблетки! Те самые…

Когда я протягивала к коробочке руку, она дрожала. Да и вообще я уже не владела собой! Это было просто невероятно!

Да, Дино был похож на моего мужа, это факт, как бы ни пытался переубедить меня в этом Алик. И дело даже не в том, что Дино был художником. Каждый человек может после какой-нибудь психологической встряски пробудить в себе талант, разные истории случаются в жизни. Но вот чтобы в доме Дино я нашла легендарную (!) жестяную коробочку с розой, мою коробочку — вот это уже был настоящий знак, и тот, кто подложил ее сюда (или просто оставил), знал, что делает. Знал, что я ее узнаю, что возьму в руки.

Я открыла коробочку и увидела там три маленькие красные таблетки. Что это было? Предложение?

Я захлопнула коробочку и вернулась в постель. Укрылась с головой.

Мне казалось, что я теперь вообще никогда не усну, настолько много мыслей роилось в моей голове.

Кто такой Дино? Брат-близнец? Или Алекс? Знал ли о нем Алик? И если знал, то почему делал все возможное, чтобы убедить меня в том, что я связалась с совершенно посторонним человеком? Зачем? В чем смысл?

Жалко, что я никогда этого уже не узнаю…

Вероятно, я моментально уснула. Моему мозгу требовался отдых.

Проснулась я с тяжелой головой. Приняла душ, два раза вымыла голову, словно таким образом можно было промыть свои запутавшиеся в мыслях мозги. Закутавшись в длинный и тяжелый махровый халат Дино, я сварила себе кофе, вышла в патио, устроилась на каменной скамье, подложив под себя пухлую мягкую подушку, и решила попробовать отключить свои мозги. Напрочь.

Я отхлебывала горячий ароматный кофе, разглядывала вьющиеся пеларгонии, причудливые заросли дикого винограда, увивавшего стену, затем, задрав голову, рассматривала высокое голубое, без единого облачка, небо.

За высокой каменной стеной гудел город, толпами ходили прохожие, раздавались звонки велосипедов, рокот мотороллеров, звон колоколов, смех, мелодии телефонных сигналов, там была жизнь, а здесь, где сидела я в обнимку с чашкой кофе, вселенная дала трещину, куда вытекло сломанное, с большими временными и пространственными ошибками, измерение, закинувшее в этот дом красные волшебные таблетки Алекса…