Мы вышли в центр зала. Прежде я не танцевала под джаз с мужчиной. Я смотрела на остальных, стараясь копировать движения, но он развернул мою голову и заставил смотреть на себя, прямо в его пронзительные карие глаза. Выплюнув спичку, он положил руки мне на талию и легонько качнул вправо и влево, а потом закружил так, что я едва не упала, но он удержал и уверенно повёл. Танцпол был переполнен, и другие парочки то и дело налетали на нас, заставляя меня прижиматься к нему или наступать на ноги, но на мои бесчисленные «прости» и «извини» он лишь смеялся и крепче сжимал ладонь.

Когда оркестр ушёл на перерыв, мы пробрались сквозь разгорячённую толпу, пропахшую табаком и потом, на улицу. Пытаясь отдышаться, я не могла оторвать взгляда от моего спутника. В его тёмных, почти чёрных волосах блестели капли влаги. Вытащив из кармана новую спичку, он засунул её в рот и сказал, кивнув поверх моего плеча:

– Ты с ним.

Я обернулась. В нескольких шагах от нас стоял Берти, засунув в карманы руки и играя желваками.

– Да, я пришла сюда с ним, но мы не вместе. Он просто болван, который ревнует…

– Ревнует? – усмехнулся мужчина. – Будет драться за тебя?

– Будет.

В тот момент я была уверена, что Берти кинется в бой, защищая мою честь, хотя до конца не понимала, что именно собирается сделать мой спутник. Он завёл меня за здание, в тёмный проулок, заваленный всяким хламом, и, приставив к стене, опёрся о неё одной рукой, а второй дотронулся до моего платья чуть ниже талии. Дождавшись, когда Берти появится в поле зрения, он наклонился и поцеловал. Технически это даже поцелуем назвать было нельзя, ведь его губы едва ли касались моих, но мне вдруг показалось, что земля под ногами пошатнулась, и если бы не стена за моей спиной, я непременно провалилась бы в бездонную тьму его насмешливых глаз. Окрик Берти донёсся до меня, словно легкий порыв ветра, преодолевший тысячу миль. Лишь потому, что мой спутник говорил что-то ему в ответ, потрясая сложенными в незнакомый мне, но почему-то кажущийся ужасно неприличным, жест пальцами, я тоже повернула голову и посмотрела на Берти. Он выговаривал что-то, брызгая слюнями. Обе его руки покоились в карманах, но плечи подергивались так, будто он собирался пуститься в пляс или в драку. Я не понимала, о чём они говорят, и до меня не сразу дошло почему – они говорили по-итальянски, и мой спутник, очевидно, выигрывал в этой словесной битве, потому что вскоре Берти сплюнул, пнул носком ботинка оказавшийся рядом камень и, бросив отчётливое и громкое «шлюха», ушёл. Теперь у меня горели не только щёки, но и уши. Спутник только усмехнулся и, вернув в рот зубочистку, протянул мне свой локоть.

– Провожу, – не предложил, а констатировал он.

– Спасибо, – слабо улыбнулась я, принимая его руку. Я не знала, как в этой ситуации должна реагировать леди, над честью которой только что надругались или, наоборот, её защитили? В любом случае мне было немного жаль, что дело так и не дошло до драки и Берти просто сбежал, поджав хвост. Но, если честно, мне совсем не хотелось видеть его тем прекрасным рыцарем, который спасает меня из лап огнедышащего дракона. Дракон, несмотря на его возмутительное поведение, нравился мне с каждой минутой всё сильнее.

Теперь мы шли по улице, постепенно отдаляясь от освещённого даунтауна, и я решилась:

– Меня зовут Мадлен.

– Луиджи, – улыбнулся он в ответ. – Я не знаю английский, – сразу же добавил он. И мне пришлось выдохнуть воздух, который я набрала для следующего вопроса, хотя я всего лишь хотела спросить, из Италии ли он.

До колледжа нужно было идти по прямой около четырёх кварталов, но Луиджи увлёк меня в сторону пирсов. «Всё хорошо», – мягко ответил он на мои невнятные возражения. Выйдя к заливу, мы пошли вдоль берега. Галька шуршала под ногами, шелестели листья деревьев, склонившихся над самой водой, в которой отражалась ярко-жёлтая почти полная луна. Выбрав место, Луиджи снял матросскую курточку и, расстелив её на земле, жестом пригласил меня сесть, а сам растянулся рядом, подложив под голову руки. Бесконечно долго мы сидели так, слушая шум волн, набегавших на берег, и сухое стрекотание цикад в прибрежных зарослях. Становилось зябко, и я передёрнула плечами, кутаясь в кардиган. Заметив моё движение, Луиджи приподнялся на локте и вдруг коснулся моей лодыжки. Я повернула к нему голову. Он смотрел на меня снизу вверх, не отводя своих бессовестных глаз, пока его ладонь двигалась всё выше и выше и, преодолев колено, вдруг резко скользнула вниз. Схлопнув разом ноги, я скинула его руку, собираясь выразить своё возмущение, но не успела. Он сел и, притянув меня к себе, попытался поцеловать в губы, но получилось в висок. Усмехнувшись, он легонько дунул мне в ухо и, коснувшись его, как мне показалось, кончиком носа, отстранился.

Мне стало страшно. Огни порта оказались вдруг такими далёкими, а ночная тьма – такой близкой, что её можно было пощупать.

Однако… в ту ночь моим страхам не дано было осуществиться. Луиджи проводил меня до колледжа, ни разу не коснувшись и не произнеся ни слова. Только улыбнулся на прощание, и в его взгляде больше не было ни насмешки, ни бесстыдства. Было что-то другое, но я не понимала, что именно.

Я не сомкнула глаз до самого утра, размышляя о нём и о том, что случилось и не случилось той ночью. Я не жалела ни о чём.

А несколько дней спустя мы встретились снова. Он поджидал меня у колледжа. С букетом цветов, сорванных в чьем-то саду, и неизменной спичкой во рту. Видел бы ты лица девочек, с которыми мы вышли на прогулку, когда он подошёл ко мне и молча протянул этот букет. Я смотрела на цветы, на него и не знала, что делать и как реагировать. Если бы не Жаклин, мы, наверное, так и стояли бы посреди улицы до скончания века. Чуть подтолкнув меня к Луиджи, она отвела девчонок в сторону, оставив нас вдвоём.

– Прости, – улыбнулся он и снова протянул букет.

Я приняла его, и мы медленно пошли вдоль улицы.

– Я обидел тебя, – снова не спросил, а констатировал он.

Я помотала головой.

– Мне понравилось.

Я не стала уточнять, что именно, но почувствовала, как моё лицо заливается краской. Он в ответ лишь улыбнулся, без усмешки.

Когда он предложил встретиться снова, я согласилась.

Через три недели он отправлялся в Южную Америку, а оттуда – в Старый Свет… и эти три недели, проведенные с ним, были самые счастливые три недели в моей жизни. Мы гуляли, ели мороженое и не говорили ни о чём. Иногда он пел мне песни на своём потрясающем языке или читал стихи, а я делилась тем, что творилось в моей голове. Но с Луиджи было приятно и просто молчать, наслаждаясь моментами. Закатами над заливом Мобил или его мимолетными прикосновениями… Он больше не делал попыток поцеловать или потрогать меня. Наши отношения были апофеозом целомудрия до одного дня.

Была Пасха, всё было закрыто, и мы могли лишь гулять под дождём, чуть-чуть обнявшись. Я вся продрогла, и он, заметив это, сказал, что отведет меня в колледж, но я сказала, что хочу узнать, где он живет. Не думаю, что я отдавала себе отчёт в том, что это, по сути, было прямое предложение.