Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как, интересно, Клаус фон Штрудель смотрит на то, что его жена отправляет людей пачками умирать в Кирдыкстане ради американского президента?..
О, а ведь давненько я не думала о тебе, Клаус.
Мы разгуливаем по залам, меняя антураж – там джунгли, тут пляж, – и коридор за коридором, зал за залом пробуем паэльи, устриц, сыры, пироги… и спиртное тоже. Я выпила сангрию в зале, где танцуют фламенко, просто по приколу. Потом, просто по приколу, кайпиринью в зале, где танцуют сальсу… И мы снова гуляем среди кринолинов (кто только носит сегодня кринолины?), фраков (кто только носит сегодня фраки?) и форменных универских костюмов.
Вдруг Блонди замечает огромный зал, стилизованный под Версаль, где играют изысканные вальсы и…
– Кадер, идём танцевать!
– Разумеется, нет.
– Это был не вопрос…
И, ого, он и правда танцует, танцует с Блонди. Да, видно, на этой коляске не только в паралимпийский баскетбол играют – на ней можно изобразить и подобие вальса. Если, конечно, есть в наличии высокая блондинка, которая кружится, как спутник, вокруг его звёздной колесницы…
– Астрид, Мирей… он танцует. Он танцует! – шепчет Хакима. – Я просто должна рассказать об этом Джамалу. И маме. И папе. И двоюродным братьям и сёстрам…
– Ладно, пошли, уходим.
– Почему, Мирей?
– Да хочу вон тот зал посмотреть. Видок у него обалденный!
Тот обалденный зал, в который я бросаюсь чисто наугад, оказывается залом караоке, где какой-то милый толстячок пытается петь хит Аврил Лавин. Мы садимся и громко хлопаем, особенно я: начинают сказываться два коктейля…
– Что ж, скажем браво Жану-Франсуа! – завывает в микрофон ведущий.
Я (кажется):
– Ю-ху! Браво, Жан-Франсуа! (Свист.)
– Мирей, ты пьяная?
– Ты сбрендила, что за скандинавские саги? Пьяная? Что за бред. Жан-Франсуа, ещё! Давай ещё!
Похоже, Жан-Франсуа не ожидал такого успеха у золушкиной сводной сестры, но ответил мне глупой улыбкой. Так, попались, нас засекли.
– О, да у нас, оказывается, тут целое трио! – объявляет ведущий. – И они наверняка нам что-нибудь исполнят, правда? Из «Спайс Гёрлз», может быть?
– ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ, ПРИЯТЕЛЬ!!! – кричу я (как мне кажется). – Я ПОЮ ПОЧТИ ТАК ЖЕ ПЛОХО, КАК ЖАН-ФРАНСУА!
– Я вообще не знаю песен, – шепчет Хакима.
– Хм-м-м-м-м!.. А ты, в середине? Споёшь нам что-нибудь?
Чтобы понять, что обращаются к ней, Астрид требуется пара столетий.
– Кто, э-э, я?
– ДА, ТЫ! – кричат все (похоже, включая меня).
– Ну, – робко отвечает Астрид, – не знаю… У вас есть «Индокитай»?
– Она спрашивает, есть ли у нас «Индокитай»!!! – смеётся ведущий. – Ну конечно, у нас есть «Индокитай», красавица! Что тебе поставить, какую вещь?
– Ну… – бормочет Астрид, – ну… да всё равно…
– Тогда погнали! – ревёт ведущий. – На сцену, леди!
– ДАВАЙ, АСТРИД!!! – вопит кто-то, оказавшийся мной. – ПОРВИ ИХ ВСЕХ!!!
Она выходит вперёд, дрожа, как овечка, и под мышками у неё разрастаются тёмные пятна.
– АС-ТРИД! АС-ТРИД! – скандирует толпа.
Отлично, она на сцене.
Испуганная, окаменевшая.
Онемевшая.
Звучат первые ноты…
…и тут она хватает микрофон.
– Повернись к экрану, – говорит ведущий. – А то не увидишь слов.
Астрид неподражаема:
– Мне не нужны слова.
Вступительный риф, электронный, зажигательный.
Так как я никогда не слушала «Индокитай» (как и вообще всего электронно-зажигательного), я не знаю, к чему готовиться, ага, вот сейчас она откроет рот и запоёт: четыре, три, два…
– ШЁЛ ОДИН по долине сатаны, наш герой… Боб Моран!
Я смотрю на Хакиму – она таращит глаза, я оглядываю остальных зрителей – у всех те же рыбьи физиономии. И пока я удивляюсь: «Что это вообще за музыка?», другие смеются, хлопают и удивляются: «Что это за девчонка, которая поёт “Индокитай”? Что за девчонка так хорошо поёт “Индокитай”? А она прям выкладывается, видал, как выкладывается?»
Астрид на сцене в роли всей своей жизни – крадёт лавры певца, чьи фотки у неё повсюду: на стенке, в дневнике, на футболках.
– Боб Моран – берегись, шакал! Боб Моран – берегись, злодей… Йе-е, йе-ей!
(Тут она выдаёт сумасшедший вокальный запил.)
Толпа в трансе.
Напряжение на пределе.
Песня кончается слишком быстро.
– Дамы и господа – Астрид!
– АСТРИИИИД! – визжат дамы в длинных платьях и господа в смокингах.
– Эй! – кричит кто-то. – ОНА ЖЕ КОЛБАСА!
Внезапная тишина, растерянные смешки. Сильно поддатый парень влезает на сцену, спотыкается, цепляется за платье Астрид.
– Фред, Кроко! – кричит он своим дружкам. – Они это сделали! Блонди с Габом! Они провели Трёх Колбасок!
Ведущий немного теряется и оглядывается по сторонам:
– Каких Колбасок?
– Да вон, там остальные две! Девчонки, давайте на сцену! Ну же! Да ладно, не стесняйтесь! Чёрт, парни, придётся Габу с Блонди по ящику шампуня ставить!
Ни за что. Ни за что я не полезу на сцену, решаю я; нет, нет, нет, с нами не прокатит. А сама почему-то встаю (причем гордо!) и на автомате иду вперёд, волоча за собой Хакиму. И вот я уже вишу на шее Астрид, салютуя толпе и крича:
– НУ, БРАВО – КОМУ? БРАВО – КОМУ?! БРАВО ТРЁМ КОЛБАСКАМ!!!
Щёлк, щёлк, щёлк. И я почти что вижу, как в этой кишащей людьми и смартфонами темноте на голубых экранчиках мелькают посты в твиттер и фейсбук: #3колбаски_на_балу_искремёсов!
О, смотри-ка, кто к нам бежит, – охранник…
* * *
– И ещё раз спасибо, да! Спасибо! Спасибо!
Колин, умирая со смеху:
– Не за что, не за что! Теперь смывайтесь!
– Погоди… платья! Не можем же мы в них…
– Да можете, скорее, ну!
– А у вас не будет проблем из-за нас?
– Смывайтесь, Мирей! Всё, брысь!
И вот, под огромной луной, путаясь в бальных платьях, мы седлаем велики и, таща за собой наш колбасочный прицеп, улепётываем с Солнцем во главе – его чуть шатает, и он явно грустит, что так скоро покинул бал, где так хорошо танцевал…
(Тем временем охрана у ворот аббатства поджидает хохочущих Габа, Блонди и Колин.)
Колокол звонит двенадцать раз…