– О, сейчас карета станет тыквой! Внимание! Раз!.. два!..

– Мирей…

– Всё-о-о-о! Теперь вперёд, на Тэзе!

– Мирей?

– Да, Хакима?

– Ты набралась!

– Набралась сил, ты хочешь сказать? Хе-хе. А ну поднажмём – надо успеть в Тэзе до ночи!

– Уже ночь.

– Тогда до… э-э… трёх утра…

– Она набралась, – подтверждает Астрид. – Мирей, а может, переночуем в кемпинге?

– Ну нет! Мы сказали, что будем в Тэзе! Нельзя отставать от графика, НУ УЖ НЕЕЕЕТ!

– Кончай кричать, а то нас загребут за ночной дебош.

– А ты что скажешь, Солнце? Эй, Солнце! Я с тобой разговариваю! Едем до Тэзе?

Солнце, очевидно, не понимает, что я обращаюсь к нему, – он, всё ещё в костюме Габа, спокойно толкает свою колесницу по пустынной дороге метров на десять впереди.

– Кадер! – умоляет Хакима. – Объясни Мирей, что уже ночь, мы устали и надо остановиться.

– Мирей, – смеётся Солнце, – уже ночь, мы устали и надо остановиться.

Что ж, значит, остановимся – Солнцу виднее, когда ночь.

Но не в кемпинге, нет – прямо здесь, на мягкой траве, окаймляющей чей-то виноградник. Мы паркуем прицеп, разворачиваем наши палатки…

– Взлетай, палатка дорогая!

– Ну ты и набралась, Мирей.

– Да нееееет! Смотри, как красиво она падает… Прямо цветок…

– Мирей!

– Да, дорогая-любимая Астрид? Спой нам ещё, ну пожалуйста, спой!

– Нет. Иди спать.

– Ладно. Ты спишь с Хакимой, а я тогда с Солнцем. Я хочу сказать, с Кадером.

– Нет. Хакима спит с Кадером. Они брат с сестрой, это нормально.

– Это совершенно НЕнормально, ты хочешь сказать? О-о-о-о, бесконечная боль! Ой, в смысле, это я про месячные…

Не помню, как я залезла в палатку, но явно как-то с этим справилась, потому что наутро проснулась в типичной сырой духоте палатки, со спящей героиней караоке под боком.

(– Мирей, вы что, незаконно пробрались на бал искремёсов?

– У-у, мам… Опять эти громкие фразы…

– Ты пила спиртное?

– Да чуть-чуть!

– А куда делась моя рукопись?

– Какая рукопись, обожаемая мамулечка?

– Та самая, которая была в ящике стола. «Сущность и удивление».

– А там нету? Наверное, Филипп Дюмон взял… Ладно, мамулечка, я прощаюсь, а то скоро телефон сядет, и вообще нам надо дальше ехать, нас ждут в Монсо-ле-Мине, и мы сейчас заедем в тунн…)

Нет, никакого похмелья не было, даже голова не болела ни капельки. Так что все эти выдумки – чушь собачья.

Я проснулась раньше всех. В бальном платье, вся мятая, голова исклёвана заколками. Итак, я села на плоский валун и оглядела виноградники: грязные культяпки, усеянные пока ещё хилыми ягодками. Жутко кислыми, как нетрудно догадаться. В палатке вообще-то выспаться невозможно: то слишком холодно, то слишком жарко, ещё хочешь в туалет, но терпишь часами, а мочевой пузырь всё набухает, упираясь в твёрдую землю, так что наутро болит живот.

Но я, как ни странно, довольно свежая, отдохнувшая. Было от силы часов шесть, так что спала я от силы часов шесть.

Я быстренько переоделась за деревом, кое-как смыла макияж водой из бутылки (мы их наполнили в Маконе), отцепила свой велик и поехала добывать нам завтрак. Между виноградниками блестел белизной амбар какой-то фермы, а перед ним прыгали два пса, издалека не больше блох. Я уже готовилась встретить, как в моих детских книжках, ворчливого фермера с огромной немецкой овчаркой на цепи, которая злобно облает меня, и работящую, но добрую фермершу, которая продаст нам полдюжины облепленных помётом и перьями яиц в корзинке, кувшинчик молока, каравай хлеба, а может, ещё и расскажет про свою жизнь…

– Что вам? – спросил ворчливый фермер (правда, гораздо моложе, чем в детских книжках, к тому же без пса и без усов).

– Доброе утро, мсье! Мы с друзьями ночевали в палатках вон там, и я хотела спросить, можно ли купить у вас, скажем, яиц или хлеба, масла, молока…

Ворчливый фермер чешет голову. Выходит работящая, но добрая фермерша (тоже значительно моложе и в кедах). Я повторяю вопрос.

– Окей, пожалуйста, – говорит она. – Правда, яиц у нас, кажется, нет, но… подождите, сейчас.

Через две минуты она возвращается с тостовым хлебом «Харри’с» в нарезке, баночкой нутеллы и пакетом ультрапастеризованного молока.

– Вот всё, что нашла в шкафчике.

Мда, в общем, это была не ферма, это станция сельхозтехники. Я решила опустить эту деталь, пересказывая всё остальным, пока они жадно пожирали бутерброды с нутеллой – дары ворчливого фермера и доброй работящей фермерши.

– Мы всё ещё планируем быть к обеду в Монсо-ле-Мине? – наевшись, спрашивает Астрид.

– Да. Это максимум три часа езды. Надо будет найти, где зарядить холодильник, – аккумулятор, наверное, почти пустой. А то позаражаем покупателей холерой.

– Мирей, ты вчера правда пьяная была или притворялась?

– Конечно, притворялась, Хакима.

– А ты, Кадер, правда влюбился в Блонди или притворялся?

– За один вечер не влюбляются.

– Ну, значит, ты хорошо притворялся.

И Хакима уминает ещё бутерброд. Солнце, улыбаясь, взбирается на свою коляску и натягивает перчатки без пальцев. Но, несмотря на них, ладони у него сплошь в волдырях, царапинах и коростах.

– В вашем прицепе не хватает кофемашины.

– Только не говори, что у тебя мало энергии, Кадер! – шутит Астрид. – Учитывая, как ты вчера танцевал… Дай-ка глянуть. Да нет, всё такие же крепкие…

Она щупает его бицепс.