– Я понял, – прокряхтел Зиганшин, взваливая на плечи рюкзак. – Вы бы предупредили, что будет багаж, я бы попробовал ближе припарковаться.

– Прошу прощения. Сейчас хоть нормальный груз, а бывает, подсунут варенье в незакрытых банках или щенка. А один раз пришлось везти даже человеческого младенца. Это был самый ужасный перелет в моей жизни.

Зиганшин промолчал.

– Извините. Опять я бестактна. То есть я всегда бестактна, но с вами почему-то особенно.

– Не стесняйтесь.

Подойдя к машине, Зиганшин с трудом утрамбовал рюкзак в багажнике и помог Альтман сесть.

– Не знаю, как быть, – продолжала она, когда он завел джип и тронулся, – спрашивать, как ваши дела или лучше деликатно промолчать? Как правильнее?

Он пожал плечами:

– А как вы хотите?

– Я хотела бы спросить.

Зиганшин думал отделаться общими фразами, но вдруг выложил все этой странной женщине.

– Не знаю, что сказать. – Альтман закурила и медленно выпустила дым. – Чем могу помочь, я уже озвучила, а утешать не умею. Надеюсь, что ваша жена поправится без последствий, хотя от меня это не зависит.

– Вы тоже считаете, что не надо никуда подавать?

Альтман пожала плечами:

– Не могу знать. Я никогда не была на вашем месте и на месте вашей жены, так что понятия не имею, как повела бы себя в подобной ситуации.

– И все же? – настаивал Зиганшин. Ему очень важно было найти хоть одного человека, который согласился бы с ним, назвал его стремление наказать врачиху не тупой жаждой мести, а чувством справедливости.

– Тут нет правильного и неправильного решения, да, собственно, в жизни очень редко встречаются такие ситуации, когда ясно, кто прав, а кто виноват. – Альтман задумчиво затянулась сигаретой и выдохнула в приоткрытое окошко. – Вроде как да, злого умысла у докторов не было, они хотели помочь, но не смогли, не успели. И забытые тампоны можно оправдать экстремальной ситуацией. Кажется, надо простить, но, с другой стороны, у виновника ДТП тоже нет дурных намерений. Он не хочет никого убивать, однако ж мы его сажаем. Мы не говорим: ну ничего, подумаешь, ты же всего-навсего выпил чуть-чуть вина и совсем немножко превысил скорость. Ты не думал, что все так обернется и человек лишится жизни. Ты не желал ему смерти, поэтому просто заплати штраф и гуляй! Нет, мы его наказываем по всей строгости. Так же и врачи. Знаете пословицу «не умеешь – не берись»? Если доктор не обладает нужной компетентностью, он не должен брать на себя ответственность за пациента, точно так же как выпивший не имеет права садиться за руль. Согласны?

– Более чем, – кивнул Зиганшин.

Вывод был им сделан, и всю оставшуюся дорогу они с Альтман промолчали.

На выходных он отвез детей к маме, а сам поехал навестить Фриду в санаторий.

Зиганшин соскучился по жене. Всю неделю она писала ему ласковые сообщения, и он пытался поверить, что в этом богом забытом месте встретится с прежней Фридой. Но нет, чудес не бывает, прошлое не вернется, жена не станет снова радостной и веселой молодой женщиной, но он надеялся, что неловкость, возникшая между ними в больнице, растаяла без следа.

У Фриды был отдельный номер, и Мстислав Юрьевич с самого утра думал, как они останутся ночью одни. Лягут, обнимутся, и вернется та нежность, которую не передать никакими словами. Господи, как давно он не был с женой…

Зиганшин улыбнулся, вспоминая, как они были вместе первый раз. Тогда он словно умер и заново родился, будто побывал на той стороне. И потом каждый раз было совсем иначе, чем с другими.

Он вдруг будто провалился в юность, почувствовал себя неопытным и нетерпеливым юнцом, полным надежд на счастье.

Зиганшин купил букет из чайных роз и какой-то зелени, но этого ему показалось мало. Хотелось порадовать жену, и он заехал в любимый Фридин бутик, где торговали разными жуткими одеждами, которые раньше так ей нравились.

После долгой дискуссии с продавщицей Зиганшин выбрал пальто, дерзкое сочетание вышивок, лоскутиков, аппликаций и рюшечек в котором сражало наповал. «Если уж этот кошмар Фриде не понравится, то я вообще ничего не понимаю!» – усмехнулся он и попросил красиво упаковать покупку.

Фрида встретила его возле парковки, и даже сквозь темные осенние сумерки Зиганшин разглядел, как она поздоровела за несколько дней, что он ее не видел.

Когда он вышел из машины, жена крепко обняла его, и Зиганшин подхватил ее, поднял на руках, совсем как раньше.

И поцеловала она его совсем как раньше.

От парковки до корпуса идти оказалось довольно далеко, и Зиганшин с гордостью подумал, что Фрида ради него преодолела такое большое расстояние. Обнявшись, они шли среди высоких и прямых корабельных сосен, и Зиганшин думал, как странно выглядят поздней осенью пустые клумбы. Мертвая земля, которую непонятно зачем украсили бордюрами из кирпичей и камушков.

Чуть дальше располагалась детская площадка с качелями и статуями животных. Слон из серого камня был выполнен почти в натуральную величину, сбоку приварена стальная лестница, по которой старательно взбирался малыш в красной курточке.

Зиганшин вдруг вспомнил, как маленьким читал про Гавроша, который жил в знаменитом монументе «Слон Бастилии». Вся история Гавроша была его первым столкновением со смертью, вызывала страшное недоумение – как это, Гаврош, почти друг, почти он сам, и вдруг убит? Разве так можно?

Зиганшин так переживал тогда, что мама подумала, будто он заболел.

Мстислав Юрьевич заметил, что Фрида, проходя мимо детской площадки, отвернулась, и сильнее обнял ее за плечи.

Едва войдя в номер, они снова долго целовались, но надо было раздеться, и Зиганшин нехотя выпустил Фриду из рук. Она поставила цветы на подоконник, распаковала пальто и сразу примерила.

– Тебе идет, – сказал Зиганшин, снимая куртку.

Фрида улыбнулась:

– Ты прости меня, Слава, что я забыла, какой ты хороший.

Он сел на край кровати и притянул Фриду к себе.

Она уткнулась лицом ему в шею, как любила, Зиганшин стал снимать с нее пальто, но вдруг она напряглась и отпрянула:

– Пусти меня.

– Да что?

– Пусти!

Он, не понимая ничего, разжал руки, и Фрида вскочила, стряхнула с себя пальто и бросила на кровать.

– Я не буду заниматься с тобой сексом, – сказала она и сложила руки на груди.

– Ну давай просто полежим, – промямлил Зиганшин.

– Тем более не хочу.

– А что ты хочешь, зайчик?

Она покачала головой:

– Ничего.

– И все-таки? Скажи, я все сделаю.

Фрида промолчала. Зиганшин, уже растянувшийся на постели и раскинувший руки, чтобы принять жену в свои объятия, снова сел. Он чувствовал, что сейчас им просто необходимо быть вместе, и не мог понять, почему Фрида вдруг отступила.