Слова о космических отелях с парками развлечений и яхтами и о колониях на орбите с населением от 2 до 3 миллионов человек – и все с благой целью сохранения Земли – конечно, звучали странно для выступления при выпуске из школы. Это были подпитанные научной фантастикой размышления одного из «ребят Джерри» – поклонников Джерарда О’Нила, профессора физики в Принстоне и космического визионера, чья книга «Высокий рубеж» стала манифестом таких энтузиастов, как Безос.

За много лет до выпускной речи Безоса профессор О’Нил удостоился широкого внимания в связи с планами колонизации космоса. В 1974 году New York Times опубликовала отчет о конференции О’Нила в Принстоне, где собрались многие ведущие инженеры страны[104]. Эта статья появилась в постаполлоновское безвременье, когда зарезали бюджет NASA и когда интерес к космосу увял. Однако отчет вышел под сенсационным заголовком: «Ученые приветствуют предложение о колониях человечества в космосе как реальное». В результате О’Нил и его идеи обрели определенное признание.

«Первоначальной целью будет сооружение небольшой колонии примерно на 2000 человек на той же орбите, что и у Луны, в так называемой точке либрации L5», – говорилось в статье. Далее приводились слова О’Нила о возможности вынести большую часть «грязного» производства в космос и сохранить таким образом Землю, которая, как заявил О’Нил, должна стать «мировым парком, прекрасным местом, куда можно приехать в отпуск». Именно эти слова и откликнулись эхом в выступлении Безоса через несколько лет.

В 1977 году, когда был опубликован «Высокий рубеж», О’Нил появился в вечернем шоу Джонни Карсона, чтобы поговорить о возможности космических колоний. В том же году Дэн Разер также пригласил О’Нила на свои «60 минут», представив профессора как отца новой космической эры.

«Сейчас некоторые серьезные ученые говорят о настоящих колониях в космосе, – сказал Разер во вступительном слове. – Не на Луне, на Марсе или Юпитере, но на искусственных планетах. И населены колонии будут не одними лишь учеными и астронавтами, но сотнями тысяч простых людей, захотевших покинуть перенаселенную Землю, где не хватает энергии, воды и чистого воздуха.

Вы скажете, это нереально? Но ведь то же самое говорили двадцать лет назад о полете на Луну. Сегодня уже ничто не кажется нереальным».

О’Нил принес надежду определенного рода в дни страданий из-за ограниченности ресурсов. В его фантастичные идеи верилось с трудом, зато смеялись над ними все, кому не лень. Колонии в космосе представлялись нелепыми. Однако О’Нил показал, что они могут стать реальностью. Он проделал расчеты. Он нарисовал чертежи. Он даже сделал эту тему частью учебной программы[105].

В Принстоне профессор О’Нил пользовался популярностью. Он тепло и дружелюбно относился к студентам, хотя и был слегка эксцентричен. Он носил очень короткую челку и имел узкое угловатое лицо, чем слегка напоминал Спока из «Звездного пути», одного из любимых персонажей Безоса. О’Нил старался сделать свой вводный курс по физике приложимым «к современным – нашего времени – проблемам». Так он говорил в первой лекции. «Акцент будет сделан на той физике, которая имеет прямое отношение к сегодняшней цивилизации».

О’Нила волновала одна глобальная проблема: продвижение человеческой цивилизации в космос. Она стала фокусом его карьеры, и ученый хотел, чтобы именно этим вопросом занимались студенты[106]. На экзаменах он бомбил их требованиями рассчитать вторую космическую скорость для Фобоса – спутника Марса – и задачами по вычислению энергетической потребности космических колоний для заселения астероидов.

«Пусть небольшая колония из 5000 человек находится в поясе астероидов в 2,7 раза дальше от Солнца, чем Земля. Каким должен быть диаметр параболического зеркала, используемого колонией, чтобы сила света на ее территории площадью 3×105 м2 равнялась силе света на Земле в ясный день?»

Безос пришел в Принстон осенью 1982 года, намереваясь специализироваться по физике, но он так и не прослушал вступительный курс О’Нила. С самого начала он занимался по спецпрограмме. Он переключился на информатику и электротехнику после того, как познакомился с квантовой механикой и понял, что быть великим физиком ему «не светит». «У нас на курсе учились три или четыре человека, чей мозг определенно еще до рождения пропаяли иначе, и они могли понимать ну очень абстрактные конструкции», – говорил он.

Но и в Принстоне интерес Безоса к космосу оставался в силе, и юноша постоянно посещал семинары О’Нила, открытые для всех студентов. Как вспоминает друг О’Нила Моррис Хорник, тот «поощрял способных студентов, которых не вдохновлял обычный учебный процесс, и приглашал их на дополнительные занятия, чтобы изучить применение физики в крупномасштабных проектах ради блага человечества».

На семинарах О’Нил задавал студентам прямой вопрос: «Является ли на самом деле поверхность планеты правильным местом для развивающейся технологической цивилизации?»

После «Аполлона» многие думали, что следующим пунктом назначения должен стать Марс и люди должны помечать галочкой уже посещенные планеты Солнечной системы, словно штаты в путешествии через всю страну. Однако О’Нил эту идею отверг.

«Мы так привыкли жить на поверхности планеты, что нам тяжело даже подумать о продолжении нормальной человеческой деятельности в другом месте», – писал он в «Высоком рубеже».

Ключевой вопрос состоял в том, «является ли наилучшим местом для построения будущего промышленного общества Земля, Луна, Марс, какая-нибудь еще планета, или же развитием стоит заниматься где-то в совсем другом месте. Удивительно, но нам не уйти от ответа: наилучшее место – это „совсем другое“».

На последнем курсе Безос стал президентом принстонского отделения студенческой организации, названной «Студенты за освоение и развитие космоса» (SEDS – Students for the Exploration and Development of Space). Ее основал несколькими годами раньше в Массачусетском технологическом институте Питер Диамандис, желавший увеличить осведомленность обывателей о космосе. В итоге он основал приз X Prize имени Ансари, предметом которого в 2004 году стало состязание частных фирм по запуску в космос первого коммерческого пилотируемого корабля.

В Принстоне группа SEDS была невелика и отчасти изолирована. Невзирая на популярность «Звездных войн», которые вышли на экран несколькими годами раньше, ни у кого в списке предпочтений космос не стоял на первом месте. Поэтому те, кого он все-таки привлекал, считались упертыми космическими гиками, не всегда вписывающимися в жесткую социальную иерархию одного из самых престижных университетов США.