отрядов[191]. Для Дипольда III такая позиция тем более понятна, что папским легатом в Германии, короновавшим Генриха V, был его, Дипольда, родной дядя, констанцский епископ Гебхард. Когда вскоре, в августе 1106 г., Генрих IV скончался, все это сделало Дипольда в правление Генриха V одним из наиболее доверенных приближенных короля.

Ставка Генриха V в чешских делах на Святоплука не оправдалась ввиду скорой гибели последнего, так что из соперничавших братьев, сыновей Братислава I, король, если верить Козьме, в результате подкупа решил поддержать Владислава I. С этой целью он в январе 1110 г. лично выступил в Чехию (причем в его авангарде двигались войска все тех же маркграфа Дипольда и графа Беренгара), велел схватить Борживоя II, опиравшегося на польскую поддержку, и интронизировать Владислава I[192].

Итак, Дипольд III, который после ранней смерти во время эпидемии 1099 г. своего двоюродного брата Рапото IV объединил в своих руках власть над обеими баварскими марками на западной чешской границе, выступал не просто как человек, способный составить протекцию при дворе Генриха V, но и, что было естественно в его положении единственного маркграфа на немецко-чешском пограничье, как активный исполнитель (только ли?) чешской политики империи. В такой ситуации для Владислава I вряд ли имелся лучший способ укрепить свои позиции при германском дворе и в то же время обеспечить мир на западных рубежах своего княжества, чем породнение с влиятельным севернобаварским маркграфом. В сближении с германским королем чешский князь действительно преуспел – в 1114 г. в Майнце во время бракосочетания Генриха V и Матильды (дочери английского короля Генриха I) он уже выступал в роли «главного кравчего» («summus pincerna»)[193], опередив в этом отношении других герцогов – и швабского герцога Генриха Штауфена, и Вельфа V Баварского, и Генриха III Каринтийского. Состоявшееся следствие может служить доводом в пользу вероятности посылки.

Неудивительно поэтому, что в науке некоторое время удерживалось мнение, что супругой Владислава I была дочь именно маркграфа Дипольда III[194]. Когда эта гипотеза разбилась о прямые и недвусмысленные показания цвифальтенских хроникальных источников XII в. (Ортлиба, Бертольда)[195] о ее бергском происхождении, вопрос повис в воздухе. Насколько мы видим, ни у польских, ни у чешских историков нет сколько-нибудь внятного объяснения тому, что стало причиной внезапного парадоксального династического вознесения бергского графа Генриха в первой половине 1110-х годов, прямо скажем, совсем не сообразного той узко региональной политической роли его семейства, которая всегда замыкалась в пределах собственно Швабского герцогства и даже только восточной его половины[196]. Если соединить это недоумение с логикой, побуждающей подозревать родство между Владиславом I и Дипольдом III, то возникает мысль о какой-то тесной генеалогической близости между Генрихом Бергским (собственно, скорее, его дочерьми) и маркграфом Дипольдом. Определенные указания на этот счет можно извлечь из династического ономастикона Рапотонов-Дипольдингов, в котором одним из наиболее употребительных женских имен было имя Адельхайда (Адела). Так звали супругу Дипольда I, своего рода прародительницу, Ahnfrau, Дипольдингов в их маркграфском качестве, брак с которой, дочерью севернобаварского маркграфа, и сопровождал передачу Севернобаварской марки сыну графа Траунгау, что на границе с Баварской восточной маркой (рис. 6). Так звали и двух дочерей Дипольда III от разных браков, причем первая и старшая из них – Адена, побывавшая замужем за Фридрихом I Барбароссой, унаследовала имя своей прабабки по мужской линии, тогда как вторая получила имя, очевидно, по традиции рода матери, графов орламюндских, в котором также застаем Адельхайду в каждом поколении потомков Аделы Брабантской по женской линии (см. рис. 7 на с. 127). Естественное желание обнаружить Адельхайду и в поколении потомства Дипольда II позволяет сформулировать предположение, не была ли таковой Адельхайда, жена Генриха I Бергского, о происхождении которой источники ничего не сообщают, кроме определения de Mochintal, казалось бы, мало что дающего, но по соображениям, связанным с историей землевладения, уводящего как раз в сторону Дипольдингов[197]. Кроме того, что немаловажно, тем самым получало бы объяснение и редкое имя Дипольд среди сыновей бергского графа Генриха I. Оформим эти данные в таблице (рис. 6), выделив важнейшие династические имена полужирным.

Если принять подобную филиацию в качестве рабочей гипотезы, то дочери бергского графа Генриха-старшего становятся, ни много ни мало, родными племянницами маркграфа Дипольда III. Они попали в поле матримониальной политики потому, что около 1110 г. у самого Дипольда III, который родился примерно в 1078 г. и женился, похоже, около 1100/1105 г., еще не было дочерей в брачном возрасте[198], тогда как у его старшей сестры они были. Последовавшие вскоре за женитьбой чешского князя Владислава I на Рихе(н)це браки Софии с Отой II Моравским и Саломеи – с Болеславом III Польским находились уже в русле чешской политики, и потому мотивом здесь было уже родство не с севернобаварским маркграфом, а с пражским князем, в данном случае – с его супругой. Борживой II, старший брат и соперник Владислава I, пользовался покровительством польского князя, тогда как Святоплук I, старший брат Оты II, а затем и Владислав I были склонны поддерживать Збигнева, активно конфликтовавшего в Польше с младшим братом Болеславом III. Поскольку на стороне Святоплука, а после и Владислава активно выступила Германия Генриха V, то Болеслав после некоторого сопротивления вынужден был пойти на мир с Владиславом.

Рис. 6. Вероятная генеалогическая связь Дипольдингов с бергскими графами

Создав генеалогическую перемычку между Адельхайдой, матерью Саломеи, и маркграфом Дипольдом II, мы, на первый взгляд, разрешаем и все вопросы о причинах, которые могли вызвать появление записей о Дипольдингах в Calendarium Salomeanum и оставались неразъясненными в историографии. Это не совсем так. Конечно, коль скоро Саломея позаботилась внести в календарь память о своем деде по отцу, бергском графе Поппо, то не было бы ничего удивительного, если бы она сделала то же самое в отношении своих деда и бабки по матери – маркграфа Дипольда II и Людгарды. Но как быть с записью о Дипольде III?

Он умер двумя годами позднее Саломеи, а значит, память о нем придется приписать уже Гертруде, дочери Саломеи. Что же побудило польскую княжну, цвифальтенскую монахиню, внести в личный поминальник имя двоюродного деда? Никого из других родственников столь же удаленной степени родства в помяннике нет. Пришлось бы постулировать некие особые отношения между Саломеей и (или) Гертрудой и Дипольдом III. Но по логике гипотезы о родстве Дипольдингов и Бергов такие особые отношения следовало бы предполагать скорее между Дипольдом III и Рихе(н)цей: ведь