– Твою чешую, опять я проспорил! – воскликнул Мэл, глядя снизу вверх на вихрастого Георга, которого вел за руку.

– Знатит я выбилаю узын! – веселился тот. – Хотю котлеты из кабатьков!

Георгу было уже восемнадцать, но он обладал умом трехлетнего ребенка, и Мэл частенько ему подыгрывал. У близнецов часто случается такая грустная история. Когда женщина беременеет двойней, ее тело бросает все силы на защиту одного плода, а второй попадает под гнет накопленных в организме матери токсинов, что приводит к печальным последствиям.

– Ну, так и быть, кабачковая ты душа. Будь здоров, дед Тю-тю! Возьмем кабачков и сразу к тебе на площадь!

– Буду вас ждать!

Мою руку что-то лизнуло: это была Булочка – собака тетушки Поньи, бегавшая за всеми, кто вкусно пах. Булочка обливалась слюной, тычась носом в мою ладонь, все еще пахшую чебуреком. Я бы оставил кусочек, но боялся подкармливать Булочку, потому что они с тетушкой вечно сидели на диете, наверное, на дрожжевой, ибо после нее пышнели еще больше. Тетушка Понья очень переживала из-за лишнего веса, но, как по мне, сбрасывать ей надо было не килограммы, а комплексы, потому что роскошная, но грустная тетушка Понья никого не привлекала. Зато ее толстая и веселая собака нравилась всем.

– Пойдем, Булочка! – сказал я, потрепав ее за ухом. – Проводишь меня на площадь.

Я растопырил ноздри и полной грудью вдохнул вечернюю Атлаву. Сквозняк вытягивал из форточек ароматы жаркого, клубничного печева и шоколада, но они тут же мешались с рыбной вонью, такой привычной для нашего города.

Отовсюду доносился хохот, играли граммофоны в чайных, звенели гирлянды колокольчиков над входными арками бакалей, тут и там хлопали двери подъездов. Отражения в окнах постепенно становились розово-золотыми – садилось солнце.

– Вот где истинное наслаждение! – сказал я собаке. – Небом можно любоваться вечно, оно не исчезнет внезапно, в отличие от человека. Оно постоянное, надежное и всегда разное, поэтому не надоедает. Никто не отнимет у меня небо. Это прекрасный источник наслаждения, но все слишком заняты, чтобы его замечать. Люди гоняются за счастьем, не понимая, что это оно не может их догнать.

Я разглагольствовал бы еще долго, но тут часы на главной башне забили девять, и этот торжественный звук накрыл весь город.

– Пирожки мне в кишки, опаздываю!

Я рванул к Рыболовной площади так, что только пятки засверкали. Булочка едва поспевала за мной. Так что, если вы представляли меня древним рохлей, немедленно сотрите этот образ из памяти и вообразите… мосластого атлета. Только не перепутайте с мускулистым. Я был так худ, что мог без труда спрятаться за шваброй, но мои жилы всегда оставались в тонусе. Атлава с ее комариными лиманами и умеренным климатом – суровое место для гедоскетов вроде меня. Летом приходилось бегать от кровососов, зимой от холода, вот я и поднаторел.

Памятник рыбаку было видно из любой части квартала, потому что высоких зданий у нас не строили – максимум четырехэтажки. Отлитый из меди великан в капюшоне стоял на треугольном постаменте в виде носа лодки и вытягивал из фонтана блестящий невод. Я расхохотался, увидев, что бедра рыбака обернуты большим куском ткани на манер моего полотенца. Вот так честь! Раньше мы соревновались с этой статуей за звание главной местной достопримечательности, и вот, видимо, я победил.

Но этим дело не ограничилось. Между домами колыхалось на ветру прикрепленное к балконам полотно с надписью «Будь счастлив, дед Тю-тю!», окруженное россыпью разноцветных точек. Приглядевшись, я понял, что там отпечатки ладоней: каждый сосед приложил к поздравлению руку в самом прямом смысле слова. И почти каждый приложил ногу – площадь была битком забита народом. Люди стояли на балконах, выглядывали из окон, сидели на ступеньках крыльца и даже на крышах. Свободное место осталось только перед фонтаном, где плитка была мокрой от брызг.

– Кого выглядываешь? – с заговорщицким видом спросил Большой Бо, прильнув к ноге статуи на манер суперагента. – Выходи уже, все ждут!

Пока он, стоя боком, осторожно выглядывал из-за металлической штанины, его живот уже вдоволь на все насмотрелся.

Бедняге Бо не повезло родиться маленьким человеком с огромной мечтой стать полицаем. Он стеснялся своей карликовости и просил называть себя Большим, чтобы подросла хотя бы его самооценка. Мы всем кварталом помогали ему как могли. Я, например, тайком залезал на деревья и сажал туда соседских кошек, чтобы хозяйки звали Большого Бо на помощь. Он приходил сиюминутно, исполненный отваги и доблести, доставал свою складную лесенку и спасал пушистиков под бурные аплодисменты.

– От всего сердца благодарствую! – вскричал я, появившись из-за памятника.

В ответ народ громко зааплодировал.

– Меня тут не всем видно, поэтому, надеюсь, вы не против, если я залезу на возвышение?

Я прошлепал босыми ногами по скользкому дну фонтана и забрался наверх по медной сети, как по лестнице. Рука рыболова была удачно согнута, и я уселся на нее, держась за большой палец. Высота получилась солидная, и ветер наверху был зябкий, но мне к непогоде не привыкать.

– Спасибо, что откликнулись на мою просьбу и пришли, – начал я, сложив ладони рупором. – Но если хотите спастись от моей Теории пирожка – лучше бегите, пока не поздно!

– Давай рассказывай, дед Тю-тю, мы уже заждались и уши прочистили! – крикнул кто-то из соседей.

– О, я знаю, как вы не любите слушать про гедоскетизм, но уж сегодня поте́рпите! – заявил ваш покорный слуга. – Народу у нас полно, и все со мной знакомы, а вот про мою теорию толком не знает никто. И я очень рад, что вы все тут собрались, заведомо понимая, на что идете.

По толпе пошли смешки, и я выждал паузу.

– Кто бы что ни говорил про Квартал неудачников – для меня это лучшее место во всей Атлаве! Вы спросите: что хорошего в этой дыре? Тут же на пятьдесят домов всего один старенький кинотеатр, в который новинки попадают через полгода после премьеры, а в магазинах почти не бывает целых вещей и натуральных продуктов. Но и у этого места есть своя прелесть, скажу я вам!

В нашем квартале особо нечем заняться. Поэтому каждый вечер мы выходим на улицу, сидим в чайных, ходим друг к другу в гости с пирогами и устраиваем общие ужины на улице…

Я сел поудобней, поправив полотенце, чтобы снизу не поддувало, и продолжил:

– Наверху такого единения нет. Там у людей огромный выбор благ и слишком много жителей, чтобы знать всех поименно. Верхний мир не такой уютный, как наш, вот почему я люблю