Катя великим усилием воли заставила себя остаться за столом – слушать дальше. «Беседа истинных профессионалов! Не смей распускаться! Терпи!»

– «Мулов» использует криминал, их непросто найти, завербовать. В нашем деле замешаны еще и уголовники? Азиатский наркокартель? – Гектор все сильнее удивлялся или прикидывался, лицедей. – И к гонцу наркомафии нас посылала «божья коровка» из Зоологиического музея Краснова?

– Она просила нас спешить на развилку в Шалаево на встречу с человеком, везущим некое доказательство, – Катя старалась взять себя в руки. – Ясно помню ее слова. Доказательством чего могут служить наркотики?

– Отвратительный голыш нам уже ничего не скажет, – заявил жестко полковник Гущин.

– Ну да, для вас, полицейских, подобные люди – отбросы. Полиция с мигрантами из Средней Азии вообще не церемонится, да? – Гектор смотрел на Гущина через стол. – Мужик, по диагнозу вашего эксперта, с врожденным артритом, не способный к тяжелому труду на стройке или на хлопковом поле. А в курсе вы, Федор Матвеевич, жизни «мулов» в Оше, в Чуйской долине? «Мул» – почти всегда инвалид, калека, обитает в кишлаке в глинобитной хибаре без удобств… У него огромная многодетная семья либо куча родственников-несовершеннолетних. Пять, шесть, десять девчонок – дочерей, сестер или юных теток, – их всех надо выдавать замуж, на свадьбу необходимы деньги. Иначе труба, позор роду, скандалы, самоубийства девушек – ведь семья считает их обузой. «Мул» – единственный добытчик, за деньги он вынужденно соглашается стать гонцом, глотает контейнеры и не знает, доберется ли до места живым или сдохнет в пути. Если он выживает, ему платят – до следующего раза, – и все повторяется в его нищей замордованной бесправной жизни.

– Вы, Гектор Игоревич, в Сирии подобных сведений набрались? – осведомился полковник Гущин. – У развалин Пальмиры?

– Да. И в других местах волшебного Востока.

– Я приму к сведению вашу нотацию о милосердии к мигрантам, полковник, – заявил Гущин. – Не забывайте – «мул» служит наркоторговцам, чем бы он ни пытался оправдаться: нищетой, жизненными обстоятельствами… Он всегда уголовный преступник.

– Для вас. У полиции прям одно мерило – кодекс, да? – Гектор усмехнулся. – Ладно, Федор Матвеевич, оставим споры. Кое-что полезное все же зыбко нарисовалось. «Мулов» используют исключительно для авиарейсов, переправляя наркоту по воздуху. И речь идет о считаных днях, «мул» с контейнерами в желудке долго существовать не способен. Наш незнакомец прилетел на самолете в Москву незадолго до смерти – один-два дня всего. Позитивная для поисков информация, я наведу справки. Возможно, он из Бишкека, Оша, Алматы или же Астаны. Добирался вряд ли регулярным, скорее чартерным дешевым рейсом.

Катя в их разговор не вмешивалась. Два полковника схлестнулись. Но в душе она горой стояла за Гектора.

– И еще, Федор Матвеевич, у меня к вам ааагромная просьба: забейте на выводы Петровки насчет несчастного случая – причины смерти Красновой, – продолжил Гектор. – У нее в сумке полно таблеток. Антидепрессант она купила в аптеке, а нейролептики без рецепта достать «божьей коровке» из музея непросто. Но у наркомафии, приславшей к ней «мула», большие возможности.

– Краснова могла сама обратиться к психиатру за более сильным препаратом, – возразил Гущин. – Если антидепрессант ей не помогал.

– Федор Матвеевич, пусть Петровка схлопывает дело. А вы договоритесь с экспертами лично: необходимо быстро назначить дополнительную токсикологическую экспертизу Красновой, – настойчиво и серьезно повторил Гектор. – Раз расклад у нас с гонцом… Нельзя ничего исключать. Мы обязаны проверить. Если сами не договоритесь насчет токсикологии, я пришлю одного своего знакомого спеца. Он мне должен. Сделает все очень аккуратно. И – тихо.

Полковник Гущин молчал.

– Твое мнение, Катенька? – Гектор сам обратился к Кате, словно к судье.

– Конечно, стоит провести дополнительную токсикологию, – пылко заявила Катя. – Гек, а твой спец, что помогал нам в Полосатово с лабораторией на колесах? Федор Матвеевич, он – чудо, суперпрофи! Я сама свидетель. Надо его подключить! Гек вам поможет с ним.

– Ну, хорошо, хорошо, я же не отказываюсь. – Гущин начал слегка раздражаться. Он не любил, когда его учили.

Пауза.

Гущин подозвал официанта и заказал себе еще коньяка. Гектор невозмутимо подлил Кате в бокал минеральной воды.

– Слушала я вас и думала: не верится мне в связь Красновой и наркоторговцев, – молвила Катя, нарушая молчание за столом. – Сведения из музея не вяжутся с наркобизнесом. Если Краснова контактировала с криминалом из Средней Азии, зачем она нас послала в Шалаево? Забрать контейнеры у курьера? Абсурд.

– Федор Матвеевич, вы ознакомились со сканами архива Велиантова? – спросил Гектор.

– Прочел наискосок, – ответил Гущин. – Ни черта не понятно: птицы, орнитологи, басмачи-бандиты, тридцать первый год, гора на Тянь-Шане и альпинисты-ударники, еще пещера Али-Бабы и обезглавленный китаец.

– Прочитали о пещере. О гроте. – Гектор кивнул. – Федор Матвеевич, а «мулы» ведь не только дурь в желудке возят, но и другие вещи в резиновых капсулах.

– Например? – осведомился Гущин заинтересованно.

– Камни. Алмазы. Изумруды. В Индии, в Пакистане… Рейс из Дели в Дубай. Из Исламабада в Каир. Не сссчесссть алмазов в каменныыых пещееерах, – в устах лицедея Гектора знаменитая оперная ария Индийского гостя из «Садко» прозвучала подобно уличному шансону.

Гущин хмыкнул. Но достал мобильный и открыл сканы документов, углубился в них.

– Катенька, и снова слово за тобой. – Гектор смотрел на Катю.

– Я все вспоминаю тексты архива Велиантова. – Катя осторожно подбирала слова. – Я подумала – кому мог писать профессор Велиантов, кроме зоомузея и своего университетского друга Саши, неизвестного нам? Ведомость предназначалась музею. Заявление его дальнего родственника Юрия Велиантова дирекции стоит особняком. Еще имеется лист из блокнота, исписанный другим почерком. Я уверена – это писал Павел Ланге. А кому? В письме к приятелю Велиантов упоминает вскользь об отношениях между его сестрой Полиной и Ланге, хотя сетует на их разницу в возрасте. Я думаю, Ланге писал именно Полине. Профессор тоже писал своей сестре. Если, обращаясь к другу, он делится с ним сведениями о Дэв-хане, затрагивая политику, то сестре он повествует об эмоциях: о Синей птице, радости открытия, о своих страхах – он не стесняется. Покровская из библиотеки говорила нам: некоторые бумаги попали в музей именно от сестры Велиантова. Все тексты на листах блокнота и тетради в клетку. Тетрадные всегда ведь двойные, да? А в архиве по одному листу, второй всегда отсутствует. Кто их оторвал? Сама Полина? Например, в тексте имелись сведения личного характера и она не желала предавать их гласности. После многолетнего срока в лагерях она помнила об осторожности. Листы из блокнота – тоже обрывочный фрагмент повествования. Ни адресата, ни окончания текста. Это лишь часть некоего целого.

– Криминальный обозреватель, я восхищен! – Гектор улыбался Кате. – Журналистский анализ текстов при весьма скудных исходных данных. Могу лишь добавить: пропавшая экспедиция 1931 года не только слала письма до момента исчезновения без следа, но и делала фотографии. Два фото они летом