на класс. Такие дети никогда не оказывались одноклассниками. Наверное, учителя специально за этим следили. Интересно, сейчас, став взрослыми, они носят брюки и рубашки? Охватила ли их печаль, когда пришлось впервые надеть закрытую одежду?

– Ямада виноват, Ямада!

Я расслышала одну-единственную фразу. Дети шли по тротуару почти прямо под моим балконом. Другие дети подхватили. Ямада виноват!

Голоса становились громче и превратились в хор: «Ямада виноват! Ямада виноват!» Гул начал нарастать, будто прибывает вода, и грозил превратиться в высокую волну. Я слушала, как завороженная. Небо приобрело цвет темнеющего банана, по нему одно за другим потянулись облака.

Впрочем, когда дети подошли к перекрестку, волна вдруг снова стихла до обычного хора голосов, школьники тоже свернули за угол и скрылись. Я расслабила напряженные плечи и некоторое время стояла, вспоминая увиденное. Что натворил Ямада? Или, вернее, кто из них Ямада? Возможно, его среди детей и не было. Но мне этого не узнать. По крайней мере, Ямада существовал в их воображении.

Я поняла, что уже начала дрожать. Ногти на ногах, обутых в сандалии, посинели.

– Извини, ты тоже замерз, наверное, – проговорила я и, взяв корзину с бельем, вернулась в квартиру.

Тридцать шестая неделя

О, толкнулся.

Я готовилась войти в автобус, когда вырвались эти слова. Закрывая зонт, я чуть не прищемила себе палец.

– Все хорошо? Вам помочь?

– Извините, все в порядке.

Я ответила водителю, поднялась по ступенькам и приложила карточку к терминалу оплаты. Двести десять иен. За одного взрослого. Пока еще я вправе платить только за себя.

– Автобус отправляется, просьба держаться за поручни.

Я села на свободное место, и автобус, вздрогнув, тронулся. За окном медленно сменялся пейзаж, белесый и подернутый дымкой из-за небольшого дождя. Маленькие ножки продолжают пинать меня в живот. Милые крохотные ножки.

Самой сложной частью обследования стал первый прием врача. В больнице, которую нашла в Интернете, я сказала правду – мол, никогда не проходила медицинское обследование. Женщина за стойкой, повысив голос, стала объяснять, насколько важны медицинские осмотры для безопасных родов. Признавая ее правоту, я покорно слушала, опустив глаза, пока женщину не остановила ее старшая коллега, которая и провела меня в зал ожидания.

Врач сидел в кресле с бархатной обивкой в глубине смотрового кабинета. Его глаза, блестевшие за очками, были настолько ясными, что казались прозрачными, а коротко подстриженные волосы уже совсем поседели. Сидя перед старомодным секретером, он больше походил на библиотекаря, чем на врача. Он вел себя очень обходительно – вероятно, потому что я впервые пришла на осмотр. Или, может, просто не знал, как разговаривать с женщиной, тянувшей с посещением врача до тридцать шестой недели.

Увидев мой живот, он сразу сказал:

– Срок уже большой, верно?

Спросив, первый ли у меня ребенок, он со мной мило побеседовал и, посетовав на своего йоркширского терьера, вечно делающего лужи на кровати, наконец предложил сделать УЗИ.

Он выключил свет и попросил меня лечь на кушетку. Затем нанес мне на живот холодное желеобразное вещество и приложил какой-то приборчик. Я не видела монитора, только его бледный отсвет в темноте.

– Странно, – проговорил врач и замолчал. Через пару минут он достал лазерную указку. – Изображение немного расплывается… Но вот ваш ребенок, посмотрите. Выглядит хорошо, активный.

Я вгляделась в монитор – да, вот же он. В облике человека. Я широко распахнула глаза. Сосредоточила мысли на животе.

– Это… мой ребенок?

– Да, ваш ребенок, Сибата.

Врач показывал мне все на экране, где я видела что-то вроде песчаной бури. Вот голова. Ну, скорее затылок. Это живот, не слишком упитанный. Вот его зад, вот ножки. Видите? Поняли? Смотрите, шевелится! Это его рука.

Я старалась запомнить каждое слово доктора.

Голова.

Живот.

Зад.

Ножки.

Рука.

Я вполголоса повторяла за врачом, будто впервые произнося иностранные слова, картинка на экране становилась все четче, а контуры темнее. Словно буря, не утихавшая ночь напролет, медленно сходила на нет, и перед моими глазами открывался тайный сад.

– Он только что согнул ногу. Видели? Он совершенно здоров… Что с вами?

Извините, дайте мне минутку. Я хотела ответить, но не смогла издать ни звука. Там был ребенок. Мой ребенок. Он существовал в этом мире. Он обрел человеческую форму, он появился. Из пустоты.

– Ну, будет вам, Сибата. Все хорошо. Многие матери плачут, впервые увидев своего малыша. Вот, возьмите салфетки.

– Спасибо, – сказала я, шумно сморкаясь и при этом не сводя глаз с экрана.

Медсестра принесла мне еще одну коробку салфеток. На ней нарисованы птицы на прогулке. Точнее, птенчики.

Врач пытался настроить монитор.

– Лицо плохо видно. Странно… Картинка довольно четкая, но лицо никак не разглядеть. Подождите, я попробую это исправить.

– Не нужно, спасибо. Я тоже еще не совсем готова.

– Уверены?

Постараюсь к следующему разу подготовиться, сделаю все возможное. С этими словами я встала с кушетки, вытерла полотенцем гель с живота и вышла из смотровой.

Дело не в том, что автобус покачивался на ходу, и землетрясения тоже не было. Просто внутри меня происходили незаметные изменения. Под дождем мир за окнами казался размытым, но я различала силуэты людей и вывески.

Я посмотрела на снимок. Фотография с УЗИ лежала у меня в блокноте. Когда я оплачивала прием в регистратуре, врач подбежал и отдал мне карточку. Бледный свет внутри моего живота. Маленькие ручки пытаются что-то схватить, а пухлые ножки спешат оставить где-нибудь следы.

Значит, вот какова цена? За создание человека, пусть и с помощью слов.

Мне больно. Невыносимо больно. Что-то давило на легкие и сердце, кости будто вот-вот раздробятся. Я наклонилась. Снова и снова гладила живот через платье.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил пожилой мужчина, сидевший рядом со мной.

Обливаясь холодным потом, я смогла лишь кивнуть в ответ.

Тридцать седьмая неделя

«Тридцать седьмая неделя беременности. Размер ребенка – связка шпината».

Я оторвалась от экрана смартфона и взглянула на холодильник. Вспомнила. Есть комацуна[32]. Шпинат я перестала покупать, потому что он дорогой. Я опустилась на диван. Меня уже мучил голод, но от одной мысли о готовке, о запахе жареного мяса, о паре от кипящего супа, от которого запотеет маленькое окно в кухне, у меня в желудке что-то переворачивалось.

Боли и тошнота так и не прошли полностью. Раньше ребенок иногда толкался, порой побаливала поясница, но после осмотра у врача на прошлой неделе толчки стали активнее, и характер боли изменился. Кажется, будто мои органы что-то сдавливает, я не могу дышать, а иногда и пошевелиться.

Он словно решил не считаться с моими желаниями. Когда я пытаюсь уснуть, он бьет меня ногой в живот, и стоит мне подумать, что пинков больше не будет, как он делает сальто. Порой он так давит на мочевой пузырь или шейку матки, что от острой боли я перестаю дышать. Когда я ежедневно смотрела фильмы, в одном из них видела сцену, где мафиози вспарывает человеку живот