Эвелин почувствовала, как сильная рука коснулась ее груди, мягко сжала ее, смяла, жесткие пальцы закружились вокруг соска, заставив его затвердеть. Дыхание ее сразу же участилось. С той же мягкой настойчивостью другая рука Тома коснулась ее живота, скользнула между стиснутых бедер и достигла шелковистого лона. Мерцающий огонь вспыхнул в глазах Эвелин, она судорожно приподняла бедра. Длинные пальцы Томаса были восхитительно грубы, когда дотрагивались до сосков, но лишь теперь она сполна ощутила их шероховатую твердость, когда они достигли плоти столь чувствительной, что малейшее прикосновение к ней заставляло трепетать все ее тело.

Ощущение было невыносимо сладостным. Эвелин вырвалась из рук Тома и, тяжело дыша, вскочила на колени, грудь ее возбужденно вздымалась. Том поднялся с постели и начал неспеша расстегивать рубашку.

Когда он сбросил ее, глазам Эвелин предстал могучий бронзовый торс. Мягкие темные завитки образовывали широкий ромб на груди Тома и шелковистой дорожкой сбегали вниз, к животу. Два маленьких соска темнели на его атлетической груди. Том снял ботинки, расстегнул ремень на брюках и рванул вниз молнию. Одним ловким движением он снял их вместе с белоснежными трусами. При этом он ни на секунду не отвел глаз от обнаженного стройного тела, распростертого перед ним на постели. Но вот он выпрямился, полностью обнаженный, как и Эвелин.

Откровенная мощь его мускулистого тела была почти пугающей. Если бы он только захотел, подумала она, он смял бы меня без малейшего усилия… Железные бугры мускулов вздымались на широкой груди Тома, окаймляли плоский живот, прочерчивали узкие крепкие бедра. Эвелин взглянула на его мужское естество внушительных размеров и почувствовала, как кровь горячо забурлила в венах. Но именно сейчас она впервые усомнилась в том, что у них что-то получится. Слабый испуганный стон вырвался из ее груди.

— Т-сс, тише, детка, — успокоил ее Том. — Не надо волноваться.

Тяжелые руки опустились ей на плечи, Эвелин вновь оказалась лежащей на спине, а Том уже возлежал рядом с ней, крепко прижимая к себе, опаляя жаром своего сильного бронзового тела. Его нагота ошеломляла Эвелин, силу его желания больше не сковывала никакая одежда. Он продолжал успокаивать ее горячим тихим шепотом, в котором слова были не важны, а руки его ласкали ее тело, медленно разжигая в нем ответный огонь.

Эвелин бессильно прижималась. к телу Тома, совершенно растерянная внезапным поворотом событий. До сего момента ей казалось, что с помощью Тома она уже прочно освоилась в империи чувств, но, оказывается, все это время она только беспомощно топталась на пороге… Если бы не разливающееся по телу блаженство, она, наверное, вскочила бы и попыталась убежать… Но это чувство, это наслаждение, ах, оно было всесильным.

Трепет пробежал по стройному телу Эвелин, и оно вновь напряглось, как до отказа натянутая тетива… Томас Уиклоу не был бы настоящим мужчиной, если бы не сумел моментально заметить, что это напряжение вызвано уже отнюдь не страхом. И руки его еще быстрее заскользили по ее телу, уверенно и умело раздувая разгорающийся пожар страсти.

Его губы превратили ее соски в средоточие сладостных мук. Эвелин сладострастно изгибалась в его объятиях, бедра ее вздымались и опускались в древнейшем ритуальном танце любви. Пальцы Тома наконец раздвинули нежные створки ее влажного лона, и указательный палец его проник внутрь. Бедра ее инстинктивно раскрылись, представляя Тому полную свободу действий. Она застонала от желания… Том почувствовал, что не может больше ждать ни секунды, но ведь он должен думать не только о себе, он обязан разжечь ее страсть настолько, чтобы она с готовностью приняла неизбежную боль, связанную с потерей невинности. Он боялся причинить ей боль, хотя прекрасно понимал, что сойдет с ума, если немедленно не ворвется в эти желанные врата.

Сладкая пытка все длилась и длилась… Голова Эвелин металась по постели в светлом месиве легких волос. Руки ее стискивали Тома со все возрастающей силой. И вот наконец протяжно застонав, она вонзила ногти в его широкую грудь.

— Я хочу тебя, — хрипло выдохнула она. — Возьми меня, возьми немедленно.

Он и сам не мог больше сдерживаться. Широко раздвинув ноги Эвелин, Том тяжело навалился па нее, готовясь войти в ее горячее влажное лоно, податливо раскрывшееся под его напором. Но в самый ответственный момент какое-то тревожное ощущение вернуло Тома к действительности. С усилием он оторвался от Эвелин и, протянув руку к тумбочке, достал из пачки маленький блестящий пакетик, надорвал его зубами.

— Нет! — закричала она, отталкивая его руку. — Не сейчас, только не в первый раз! Я хочу чувствовать тебя всего, понимаешь? Хочу!

Затуманенные страстью глаза с мольбой смотрели на него, ее разгоряченное страстью тело звало его самым простым первобытным зовом… Сейчас она была как настоящая Валькирия — страстная язычница, с широко разведенными ногами, готовая принять мужское естество, которое лишит се девственности. Она жаждала мужской власти, она ждала мужского тела и готова была стать плодородной почвой на этом древнейшем празднике урожая…

Томас Уиклоу не был новичком в сексе, в отличие от Эвелин он имел богатый опыт и прекрасно представлял степень риска, на который они идут, но сегодня он тоже хотел чувствовать ее полностью, чтобы не было никакой преграды между ними.

Эвелин мгновенно затихла, как только почувствовала первую попытку Тома войти в нее. Он вошел глубже, желваки заиграли на его лице. Эвелин почувствовала острую боль, но не сделала ни единого движения, чтобы отстранить его. Она безумно хотела его, жаждала отдаться ему со страстью, превращающей боль в ничто… И вот хриплый стон наслаждения вырвался из его груди.

— Да, — тяжело выдохнул он, — все хорошо, детка, теперь ты можешь принять меня. Давай. Еще. Еще раз…

Горячие слезы брызнули из глаз Эвелин. Раздирающее, переполняющее ощущение его твердости было невыносимо, но она терпела, терпела потому, что единственной альтернативой было остановиться, а это было уже невозможно. Она была слишком возбуждена, чтобы думать об осторожности, слишком распалена, чтобы отдалить неизбежное… Ее грудь была распластана под железными мускулами его груди, руки Тома скользнули вниз и яростно, до боли стиснули ее ягодицы, резким рывком он вздернул тело Эвелин вверх, навстречу своим ритмичным ударам — и неожиданно острое наслаждение захлестнуло ее. Судорожно прижимаясь лицом к его курчавой груди, она всхлипывала, стонала, слабо вскрикивала… Наконец она перестала изгибаться, неистовое напряжение покинуло ее тело, и оно облегченно обмякло в руках Томаса. Тихий шелестящий звук сорвался с ее губ.

— Томас, — шепнула она, и томная нега ее голоса едва не лишила его рассудка.

— Сейчас, еще немного — глухо прорычал он. Настал его час, и он едва мог контролировать свирепую жажду своего тела. Приподняв ноги Эвелин, Томас наклонился вперед, опираясь на локти. Ее ноги взлетели вверх, широко раскрылись — теперь эта женщина была полностью в его власти, поверженная, она больше никак не могла ограничить силу его ударов. Его крепкие ягодицы ритмично сокращались — и наконец блаженство затопило его, безоглядное, сумасшедшее… Сила оргазма сотрясла его тело, хриплый крик вырвался из его груди, и он сжал ее в объятиях с неистовой силой…