порядок, и я услышал, что слева от меня кто-то возится. Обернулся. Дворник запирал дверь в мусоропровод, и, увидев меня, поспешно отвел взгляд. Вытер руки о штаны спецовки и заторопился к себе в гараж, выделенный под домовые нужды. Застучала металлом старая тележка, которую он с видимым усилием толкал перед собой. На ней подпрыгивал пластиковый бак, накрытый мокрой мешковиной.

Я чуть было не подскочил к нему, чтобы содрать грязное тряпье. Я был уверен, что найду в баке труп соседа.

Но ничего не сделал, лишь проводил дворника испуганным взглядом. Вызвать полицию? Что я им скажу? Арестуйте его, пожалуйста?! Он азиат, он странно себя ведет? Потому что мне так кажется? Потому что я принимаю седативные? Просто поверьте мне?

Я же сам себе не верил. Но сосед...

Дворник почувствовал мой взгляд и обернулся, испуганно втянул шею в плечи и налег на тележку.

Соседа я больше не видел. Несколько раз звонил в дверь, один раз даже заполночь, но мне никто не открыл. Хотя, я был уверен, там кто-то дышал. Кто-то смотрел в глазок на меня и дышал.

Я стал следить за дворником. Осторожно, памятуя о возможной судьбе соседа. По вечерам выходил на лестничную площадку, вроде бы просто покурить (хотя до этого даже не пробовал сигарет), но на самом деле наблюдал за двором. За моим притихшим и опустевшим двором, в котором по-прежнему появлялись ночные собачники. Как и раньше ползали в поисках парковки разнообразные автомобили и возвращались с работы люди. Но при этом все было уже иначе, уже не так.

Жители двора теперь всегда торопились. Иногда даже срывались на бег, чтобы побыстрее оказаться в парадной. Хозяева волокли рвущихся с поводков питомцев по газонам и спешили назад, под защиту стен. Никто ни на кого не смотрел. Никто не спрашивал друг друга — что происходит. Каждый был поглощен чем-то...

Несколько раз я сталкивался с соседями по парадной, и они будто не замечали меня. Торопливо открывали замки, звеня ключами, и скрывались в квартирах. Пару раз я прислушивался к тишине в их жилищах, но не мог различить ни звука.

Они словно прятались, и этажи больше не знали ни звука ссор, ни крика детей, ни какой-либо музыки.  Это пугало меня. Я не прекращал пить феназепам, и даже добавил таблетку утром, но все равно не мог перестать думать об этих странностях. На работе вел себя как настоящий зомби, и дошел до того, что начальник решительно отправил меня в отпуск.

Я не сопротивлялся, хотя уже и не хотел никуда ехать. Потому что мне нужно было следить за дворником. Потому что на фоне удивительного страха, поглотившего людей, по двору смело перемещался только азиат! У него даже осанка выправилась.

И уже через несколько дней наблюдений я отметил для себя отдельную схему в его жизни, отличную от обычной.

Очень часто и подолгу он пропадал за гаражами. Там еще с моего детства образовался мертвый угол между старым бетонным забором(начинающимся от жилого дома и до гаражей), самими гаражами, школьным забором и школьной же хозяйственной постройкой из белого кирпича. В детстве, когда школу еще не обнесли заборами, я похоронил там хомяка. А в подростковом возрасте мы постоянно бегали туда  в туалет, и по-моему с тех пор иначе этот закуток я и не воспринимал.

Поначалу я было решил что и дворник ходит туда по нужде, но иногда он находился там часами.

После недели наблюдений я решился, и, пока никого не было рядом, торопливо спустился, как был в домашних тапочках, и заглянул в этот закуток. Под моими ногами что-то хлюпало, воздух пропитался удушливой кислятиной нечистот, но я упорно прошел глубже, пока не увидел будку, высотой метра три, сколоченную из фанеры и досок. На двери висел большой замок. Я приблизился, чувствуя, как в воздухе проступает запах гниения.  Когда до строения оставалось метров десять – смрад уже выворачивал мне желудок. Я остановился, закрыл нос рукавом и всмотрелся в странное строение, вокруг которого росла непомерно пышная для каменного города трава. Высокая, изумрудная, и чудовищно вонючая.

Она извивалась. Сначала я подумал, что это ветер, но после пригляделся, и понял, что зеленые стебли тянутся ко мне. Они чувствовали меня.

И, клянусь Господом-Богом, в зелени, облепившей будку, что-то шевелилось!

Я торопливо попятился, не отводя взгляда от извивающейся ярко-зеленой травы. Мерзкие изумрудные волосы скользили по фанере будки, будто оберегали ее, гладили.

В себя я пришел лишь на детской площадке, напротив злосчастного забора. Сел на скамейку и уставился на бетонное сооружение, за которым лизала будку жуткая трава.

Что-то скрипнуло совсем рядом, и я даже подпрыгнул от неожиданности. В нескольких шагах от меня на старых качелях сидела маленькая девочка, лет девяти. И под натянутой до бровей красной тканевой шапочки сверкали бирюзовые глаза.

- Привет! - сказал я. - Почему ты одна?

Мне безумно хотелось отвлечься беседой, пусть и с ребенком. Тем более что здесь не было того липкого страха, преследовавшего меня эти дни.

- Мама сказала, что нельзя говорить с незнакомцами, - очень серьезно ответила она и шмыгнула носом. - Кроме дворника.

- Да я живу воон в той парадной!

Она посмотрела в указанную сторону и одинокое недоверие содрогнулось. Во взгляде появилась надежда.

- А почему вы в тапочках?

Я посмотрел на отсыревшие ноги в зеленых шлепанцах из Икеи. Содрогнулся.

- Так получилось...

- Вы странный...

- Да, наверное, - растерянно согласился я. - Наверное, странный. А почему ты одна тут?

- Никого не отпускают гулять. Говорят эпидемия свинки. Что такое свинка?

- Это такая болезнь... - все вокруг было как во сне. Как черно-белое кино, необычайно унылое на фоне той зеленой травы.

- Покачать тебя?

Она закивала, и я поднялся со скамьи. Взялся за холодное сидение. Качели жалобно заскрипели.

- Почему тебя мама отпускает, раз эпидемия?

Я смотрел на ее затылок в красной шапочке с мордочкой зеленого динозаврика. Яркое детство на фоне серого забора. Мои ноги пропитались чужой мочой, в ноздрях застрял смрад будки, таящейся по ту сторону, и я все еще чувствовал живой интерес травы к себе.

- Я не знаю. Мама сказала, что я уже взрослая и могу гулять одна. А других мне слушать не надо. Что так я буду самодостаточной! Что за мною присмотрят. Дворник присмотрит.

Она второй раз сказала о нем. Второй раз!

- По-моему это больше не моя мама, - тише сказала девочка. Качели скрипели, каркала одинокая ворона, а с проспекта по ту сторону моего дома пролетали автомобили.

- Почему?

- Она не улыбается. Они все не улыбаются. И все смотрят туда.

Не нужно было указывать направление. Я понял, о чем она.

- Как и вы, - добавила она.