В состав редакции я ввел трех новых лиц.

Одним из них был рекомендованный мне генералом Ф. И. Назарбеговым (стр. 456–457) отставной генерал Степан Саввич Данилов. Как литературная величина, он интереса не представлял, но порученную ему официальную часть, требовавшую пересмотра официальных русских газет «Правительственного вестника» и «Русского инвалида»[650] и извлечения из них всего того, что могло иметь значение для Кавказа, он вести мог. Но главное для меня, особенно после Белинского и в связи с сохранением еще в редакции его друзей и собутыльников Павлова и Кроткова, было то, что Данилов оказался человеком большого благородства и притом очень ценившим свою новую службу, дававшую прибавку к пенсии и заполнявшую его время все же некоторой работой.

Труднее был вопрос с секретарем. Мне рекомендовали молодого юриста, начавшего было служить в интендантстве, но вынужденного уйти оттуда, Павла Александровича Лаврова. Причиной его ухода указывалось подозрение в политической неблагонадежности.

Впечатление на меня он сразу же произвел хорошее. Однако меня предупредили, как бы не вышло неприятностей, если сотрудник официальной газеты наместничества вдруг окажется замешанным в политическую историю. Пользуясь своим служебным положением, я зашел в жандармское управление за секретными сведениями о Лаврове, — ничего особенного не оказалось[651].

Тогда я назначил Лаврова секретарем — и не ошибся. Он, может быть, и не имел призвания журналиста, но оказался исполнительным и весьма порядочным человеком. На него можно было положиться. Мало-помалу он освоился с делом и в мое отсутствие мог вести самостоятельно газету[652]. Он стал моей правой рукой на все дальнейшее время издания газеты, и мы расстались с ним друзьями. Жаль было, что мой преемник по изданию газеты Сливицкий, не ознакомившись с ним, сразу же лишил его места.

Помощником редактора я пригласил сначала члена археографической комиссии Владимира Адольфовича Берже, но так как для этой должности дела, в сущности, не оказалось, я поручил Берже, чередуясь с Лавровым, обязанности выпускающих газету.

К сожалению, в редакции еще оставались зловредные бациллы — репортеры Кротков и Павлов, тоже личные друзья Белинского, имевшие с ним много общих интересов. Я улучшил обоим материальное положение, назначив фиксированное жалованье, с обязательством дать в месяц по 4000 строк. Кротков, хотя и продолжавший меня ненавидеть за удаление с должности сухумского полицеймейстера, все же этим требованиям удовлетворял и еще кое-что прирабатывал сверх нормы. Гораздо хуже было с Павловым. Непроходимый лентяй, он наколачивал строки подробным перечислением титулов и чинов лиц, о которых он имел возможность упомянуть. Иногда такие титулы занимали до трех строк для одного лица. Я эту требуху вычеркивал, а Павлов заявлял протесты. У него хронически образовывались недохваты числа строк до нормы. Месячного жалованья за недоработанное я не уменьшал, но предупредил, что недоработку вычту из рождественских наградных.

Павлов стал искать защиты и, бывая за получением сведений во дворце наместника, нашел ее у Казаналипова. С тех пор он стал постоянным агентом Казаналипова, приносившим ему всякие сплетни обо мне из редакции, а Казаналипов преподносил это за вечерней игрою в винт Воронцову-Дашкову.

Обновление сотрудников

За время моего издания в «Кавказе» особенно расцвел отдел беллетристики. Это не возникало вследствие моей особой любви к нему, но потому, что талантливые беллетристы больше всего притекали в газету.

Не удавалось мне подыскать передовика, — сам я к этому роду писательства склонности не имел. Навернулся, было, один — рыжий молодой журналист Лебедев. Для пробы я дал написать ему передовицу по поводу убийства П. А. Столыпина; написал — ничего, хотя много мне пришлось шлифовать. Однако как человек он зарекомендовал себя сразу же так неблагоприятно, что я от его сотрудничества отказался. Лебедев устроился в «Голосе Кавказа», газетке бутербродной, о которой речь впереди. Здесь он и стал сводить со мной счеты, следуя «социальному заказу». Мало-помалу его перо отточилось, а впоследствии, перед революцией, он стал даже и сам редактором «Кавказа».

Не удалось мне подыскать и хорошего юмориста на злобы дня. Так как без этого нельзя было обойтись, то такие фельетоны приходилось иногда писать самому. Я их печатал за подписью Тетя Поля[653], и никто, даже самые ближайшие сотрудники, не догадывались об авторе. Рукопись же переписывала жена.