Травля шла беспрерывно, более всего в юмористических фельетонах самого Татищева, писавшего под псевдонимом Абдул Гамид. Фельетоны эти писались с грубым, чисто солдатским остроумием. В них я высмеивался и за служебную деятельность, и за общественную, и за газетную, и даже за частную свою жизнь[666].

При моем служебном положении было бы достаточно одного мановения пальца, чтобы все это прекратилось. Но во дворце все это муссировалось Казаналиповым, а в «Голосе Кавказа» отлично знали о своем протекторе.

Единственное, что я мог предпринять, это делать вид, будто я всего этого не замечаю, и, во всяком случае, не реагировать на травлю отсюда. Это страшно раздражало писавших, но и мне давалось нелегко. Каждый день открываешь газету с мысленным вопросом, какая именно мерзость сегодня о тебе напечатана, и почти всегда это ожидание оправдывалось.

Что травля была вызвана не моей личностью, особенно обнаружилось тогда, когда стало известно, что я-то ухожу, но издание газеты передается Сливицкому[667]. Травля прекратилась мгновенно, а Сливицкого трогать было нельзя — он был дворцовой креатурой.

Вторым фокусом, из которого шла травля, был казенный театр.

В Тифлисе казенный театр так относился к канцелярии наместника, как в Петербурге императорские театры — к Министерству императорского двора. Юридически театр был в ведении отделения общих дел, а, стало быть, подчинялся и директору, и вице-директору канцелярии. Но, по аналогии с Петербургом, где директор императорских театров имел право личного доклада государю, и в Тифлисе директор казенного театра имел личные доклады у наместника.

В 1909 году четырехчленная коллегия директоров, управлявшая театром, была уволена, а единоличным директором был назначен полковник Василий Михайлович Тамамшев, состоявший при наместнике, числясь по военно-народному управлению[668].

Курьезное это было назначение, и прошло оно также курьезно. Тамамшев был широко известен в Тифлисе как богатый армянский офицер, отличавшийся недостатком ума. Он числился раньше при штабе, был в начале революции, вместе с инженером Татищевым, адъютантом при генерале Маламе, и не только к театральному, но и вообще к делу способен не был.

Но В. М. был женат на очень известной в тифлисском обществе Лизете Зубаловой[669], после замужества получившей популярность как веселая и бойкая дамочка, вызывавшая, при упоминании о ней, разного характера усмешки. Когда же графиня Е. А. Воронцова-Дашкова выявила свое крайнее армянофильство, около нее сконцентрировался кружок любимиц-армянок, и одной из ее фавориток стала и уже стареющая Лизета.

Она и устроила своего Васо на пост директора казенного театра, что создавало для Лизеты видную роль в обществе. Но так как всем было видно, что Васо к делу неспособен, ему был дан помощник, бывший делопроизводитель нашей канцелярии Вадим Антонович Валькевич, страстный театрал.

Казаналипов ловко воспользовался случайно возникшим недоразумением между театральной конторой и редакцией газеты из‐за расчетов по театральным объявлениям. Он убедил неумного Васо, что я интригую против него, заставляю писать неблагоприятные рецензии об опере, и Васо на эту удочку попался. Мало-помалу он стал игрушкой в руках Казаналипова, и теперь они вдвоем начали действовать на старую графиню.

Прежде всего Тамамшев распорядился, чтобы объявлений о театре в «Кавказе» более не печаталось. Получалась неловкость: официальная газета и вдруг без сведений о казенном театре. Я распорядился бесплатно перепечатывать объявления, сдававшиеся в частные газеты.

Васо стал теперь смотреть на меня, как на своего врага. Мы встретились с ним на парадном обеде, устроенном тифлисскому обществу по случаю преобразования тифлисского отделения Государственного банка в контору. Сидя против меня, В. М. Тамамшев спросил через стол:

— Всеволод Викторович, для чего вы печатаете в «Кавказе» объявления о казенном театре, когда я их не даю? Пожалуйста, прекратите их печатать!

— Если бы, Василий Михайлович, это был театр Тамамшева, я бы не стал печатать объявлений о спектаклях. Но это — театр казенный, принадлежащий русскому государству! А это не одно и то же!

В. М. Тамамшев раскрыл рот и не нашелся, что ответить. Но жалобы наместнику на меня из‐за театра участились. Старику не было, конечно, времени в жалобах разбираться, но он раздражался против меня все больше и больше.

Между прочим, рассказывали о таком случае с Тамамшевым уже в более позднее время.

Когда во время Великой войны, по уходе графа Воронцова-Дашкова, был назначен наместником на Кавказ великий князь Николай Николаевич, в числе представляющихся ему был и Тамамшев, теперь уже генерал.

— А вы, генерал, чем занимаетесь?

— Я состою, ваше императорское высочество, директором казенного театра.

— Что-о-о?! Происходит война, а вы, генерал русской армии, занимаетесь тем, что считаете бабьи панталоны?!

— Мме-мме…

— Через двадцать четыре часа чтобы вы были на фронте!

— Слушаю, ваше императорское высочество!

Но какое же дело можно было поручить Васо во время войны… Его назначили уполномоченным по заботам об армянских беженцах. Он получил в свое бесконтрольное распоряжение большие казенные суммы.