Я внимательно слушала.

– Много лет, – продолжал он, – я жил бок о бок с твоим отцом. Думаю, мы… изменили друг друга. – Тут его мысли явно свернули в сторону. – Однажды он сказал, что он стал Пророком, а я – Изменяющим. Я много думал над этими словами. И решил, что ему хотелось, чтобы так было. И один-единственный раз в жизни я захотел сам что-то изменить. Поэтому я отправился в замок Клеррес и попытался быть Изменяющим.

– У тебя не очень-то хорошо получилось.

– Верно. Но когда я только познакомился с твоим отцом, такая мысль мне бы и в голову не пришла. – Любимый протяжно вздохнул. – Би, я понимаю, что ты сердишься на меня. Вот что я тебе скажу. Я поступил так, как хотел твой отец. Увел тебя от опасности. Если я вмешиваюсь в твою жизнь, то только потому, что он поручил мне заботиться о тебе. Я дал ему слово, и это для меня важнее всего. Я надеялся, что заслужу твое уважение и, может быть, со временем между нами образуются более тесные узы. Я понимаю, тебе жаль, что я жив, а Фитц умер. Но почему ты решила высказать мне все сейчас?

Я собрала волю в кулак и посмотрела прямо в его бледные глаза:

– Сегодня ты пытался вести себя как мой отец. Ты говорил то, что мог бы сказать он на твоем месте. Но ты не мой отец. Я не хочу, чтобы ты так делал. Можешь учить меня, мне и в самом деле еще многое нужно узнать. Но ты не мой отец. Не прикидывайся им.

– На самом деле… – начал было он, но вдруг умолк.

Любимый что-то скрывал. Этот человек читал мой дневник, мои сны и мои самые сокровенные мысли, и при этом пытался хранить секреты от меня? Хуже оскорбления не придумаешь. И я решила ударить в ответ. Если кое о чем умолчать, сработает не хуже, чем ложь.

– Он написал тебе последнее письмо. И не сжег его – наверное, потому, что писал его в основном для себя. Он писал там, что понимает, почему ты ушел. Что ваша «дружба» всегда сводилась к тому, как ты его использовал. Он писал, что ему лучше без тебя, потому что моя мать любила его за то, каков он есть, а не за то, как им можно воспользоваться. В этом письме он надеялся никогда не увидеть тебя снова, потому что ты сломал его жизнь и похитил его счастье. Что он рад тому, что теперь сам управляет своей жизнью и сам выбирает свой путь.

Но потом, – продолжала я, – он встретил тебя снова, и все началось сначала. Ты вернулся лишь затем, чтобы использовать его, как прежде. Ты разрушил наш дом, и отец теперь лежит там мертвый из-за тебя. Все из-за тебя.

И я перевернулась на другой бок, чтобы не видеть его, хотя ворочаться в гамаке не так-то просто. Лежала и смотрела на доски и балки, на качающиеся тени от фонаря. Отец был бы мной очень недоволен. Было понятно: надо попросить прощения и признаться, что я все выдумала. А если я ничуть не раскаиваюсь? Наверное, все равно надо извиниться.

Я повернулась к нему, но его уже и след простыл.

Шут рассказывал мне, как возвращался в Клеррес в первый раз. Мне нужно лишь проделать тот же путь в обратном направлении. Надо пересечь остров – на дальнем его берегу есть города, где гавани глубже: Сизал и Круптон. Там я найду корабль, который отвезет меня в Фурнич. В холмах у Фурнича я отыщу руины элдерлингского города и сильно поврежденный столп Силы.

На словах это казалось так просто… Так почти всегда и бывает.

К ночи я укрылся в пещерке, куда вел подземный ход из замка. Как Лант и сказал Би, это место удобно было оборонять. На рассвете поднялся на холм, показавшийся мне выше прочих, и огляделся в поисках дороги. Пройдя через кладбище (две коровы проводили меня опасливым взглядом), я спустился с холма, миновал недавно разрушенную ферму и вышел на дорогу. На ней почти никого не было, но это наверняка скоро изменится. Как только новости о падении Клерреса достигнут других городов, туда хлынут мародеры и расхитители и все те, кто не прочь заработать на чужой беде. Слухи о драконах надолго их не отпугнут. Оставалось надеяться, что Прилкоп возьмет на себя роль вожака Белых, раз моими стараниями это место теперь свободно. Под его присмотром выжившие Белые и Слуги, может быть, вернутся к былым устоям. В любом случае я больше не собирался думать о них.

Рана на ноге продолжала ускоренно заживать и ныла. Постоянно хотелось есть. Меня осаждали комары, а в затылок словно вцепился клещ. У меня не вышло его нащупать, но чесалось это место невыносимо. Я с сожалениями вспоминал об утерянных сапогах. После полудня меня обогнала маленькая тень. На следующем переходе Пеструха опустилась мне на плечо.

– Отнеси меня домой, – велела она.

– Ты что, опоздала на корабль?

Я пока не готов был признать, что рад ее обществу.

– Да, – сказала ворона, помолчав.

– Птичка… Пеструха. Как ты узнала, что я жив? Как ты нашла меня?

– Серебряный, а все дурак! – Она вспорхнула с моего плеча и полетела вперед вдоль дороги, крикнув напоследок: – Фрукты! Фрукты! Дерево!