В отличие от них арабы были приучены к гнету, притеснениям и тирании, этот народ не испорчен цивилизацией. «Когда араб грязный, он живописен, — сказала жена одного британского чиновника. — А когда еврей грязен, он мерзок»[2632]. В своих 850 деревнях арабы вели образ жизни, свято чтимый веками. Хотя они поклонялись Аллаху, а не Иегове, их образ жизни навеивал в сознании яркие сцены из Ветхого Завета. Патриархальная форма существования привлекала воображение и нравилась романтичным и религиозным британцам. Таковой же оказалась и живая картина восточной жизни, представленная в Старом Городе Иерусалима. То был лабиринт мелового цвета, пахнущий навозом и дымом от горящего дерева. Стоял шум, в котором смешивались крики петухов, лай собак, рев ослов. Этот шум соревновался с криками торговцев и муэдзинов. Бедуины в бурнусах и плащах из верблюжьих шкур, феллахи в тюрбанах, плащах из овечьей шкуры и бело-голубых полосатых галлабиях в огромных количествах появлялись из узких переулков, крытых переходов и крутых спусков. Везде можно было пройти только узкой колонной. Люди шли плечом к плечу с курдами-носильщиками, которые несли огромные мешки, с господами в малиновых фесках и дервишами в высоких шляпах цилиндрической формы. Дамы в черных муслиновых вуалях и больших белых покрывалах покупали огурцы у сельских женщин в бархатных жакетах и плащах. У крестьянок на подбородках и губах выделялись татуировки, на них звенело много серебряных украшений. Маленькие арабские мальчики с корзинами, прикрепленными ремнями к плечам, бегали между лавками, полными шелка, и киосками, где горами лежали специи. Купцы в файсальехах (коричневых фуражках) вели торговлю среди лоточников, развозивших свои товары на тележках, нищих, любителей засахаренных фруктов, курящих кальян и «продавцов кофе, которые позвякивали медными блюдцами»[2633].

Это был мир сказок Шехерезады. Но британцы предвидели его разрушение и еврейское воскрешение. Если сионисты заново отстроят стены Иерусалима, то они охватят и руины того, что все еще было «городом сарацинов»[2634].

Но реликвии других вероисповеданий и цивилизаций были похоронены в ткани Иерусалима, словно окаменелые ископаемые в скалах. Древний город, стоящий на неровном Иудейском плато и выходящий на глубокое голубое Мертвое море, пережил «сорок осад и разрушений»[2635]. По очереди приходили Навуходоносор и Александр Македонский, Птолемей I и Иуда Маккавей, Помпеи и Ирод, халиф Омар и император из Фридрих II Гогенштауфен. Последний тешил себя «богохульной мыслью о том, что если бы Иегова увидел Неаполитанское королевство, то никогда не выбрал бы Палестину наследием своего избранного народа».

Многое из прошлого было погребено в гротах, склепах, подземных часовнях, пещерах с костями и катакомбах. От Голгофы до Гефсимании, осколки каждой эпохи над «священной землей тайн и чудес»[2636] свидетельствовали о «быстротечности и мимолетности религий и империй»[2637]. Там имелся иудейский известняк, римский мрамор и сарацинский порфир. Там были греческие арки, персидские плитки и византийские столбы. Каждый победоносный правитель, каждый добившийся триумфа священнослужитель пытался уничтожить или предать забвению монументы своих предшественников. Так Тит приказал уничтожить Храм Соломона — реконструированное чудо белого цвета, которое еврейский историк Иосиф Флавий сравнивал с «горой снега»[2638]. Адриан построил новый город, святилище Юпитера выросло на месте Голгофы, а храм Венеры — над гробницей Христа.

Через какое-то время Константин заменил его храмом Гроба Господня, который сам стал предметом соперничества между греческой, римской, армянской, коптской и другими ветвями христианства. Соперничество было таким, что казалось, будто каждая из ветвей почитает какое-то местное божество. А потом там, где молились Иегове и Иову, сарацинские халифы воздвигли исламские святыни, как мечеть Аль-Акса и величественный «Купол Скалы» (или мечеть Омара).

Крестоносцы, которые проехали по городу так, что «кровь доходила им до колен и до вожжей»[2639], сделали из мечети дворец и превратили блестящий драгоценный камень мечети Омара в часовню. Однако «Купол скалы» был спасен Саладином (Салах-ад-Дином), который сам превратил церковь Святой Анны в медресе. Изменения провел и Сулейман Великолепный. Они и им подобные оставили мусульманский Иерусалиме.

Во времена Герберта Сэмюэля город оставался средневековой мозаикой башен, куполов, минаретов, бельведеров и парапетных стенок с бойницами. Но глубокие геологические слои, наложение храма на синагогу и мечети на церковь, рассказывали свою собственную историю. Город был притчей в камне. Арабы убедились, что евреи намерены воссоздать Храм Соломона на развалинах «Купола скалы». И, как провозгласил главный раввин ашкеназских евреев в 1928 г., «святилище навсегда священно для Израиля и должно вернуться Израилю, а Храм отстроят заново — великий и великолепный, как и обещал пророк Иезекииль»[2640]. После того, как Ковчег Завета вернется на алтарь, он сотрет отпечаток ступни Мохаммеда…

До подъема Гитлера арабы и евреи в Святой Земле в целом сдерживали огонь. Иммиграция шла лишь тонким ручейком, и в конце 1920-х гг. уезжало больше евреев, чем приезжало. Ни одно сообщество не было объединенным. Многие евреи, как светские, так и религиозные, выступали против сионизма. Борьба внутри сельских кланов и городских фракций мешала развитию арабского национализма.

Британцы относились к Палестине, как колонии, и управляли ею при помощи маленького гарнизона. У армии не имелось артиллерии, чтобы провести салют в день памяти погибших в Первую Мировую войну 11 ноября 1925 г., и они позаимствовали древнюю пушку, из которой исламские власти стреляли, чтобы дать сигнал к началу Рамадана. Верховные комиссары торжественно и пышно председательствовали надо всем происходящим. Вначале они жили в «замке» в вагнеровском стиле[2641] на Масличной горе, а в дальнейшем — в специально построенном Доме правительства с квадратными башнями. Там имелся танцевальный зал и музыкальная галерея, располагалось все это в том месте, где раньше проходил синедрион. Как и обычно, британцы держались сами по себе и преследовали собственные цели. Они устраивали пирушки и междусобойчики в эксклюзивном спортивном клубе Иерусалима.