id="id410">

«В пустом, сквозном чертоге сада…»

В пустом, сквозном чертоге сада

Иду, шумя сухой листвой:

Какая странная отрада

Былое попирать ногой!

Какая сладость все, что прежде

Ценил так мало, вспоминать!

Какая боль и грусть – в надежде

Еще одну весну узнать!

3. Х.17

Стихотворения

1918–1952

«В дачном кресле, ночью, на балконе…»

В дачном кресле, ночью, на балконе…

Океана колыбельный шум…

Будь доверчив, кроток и спокоен,

Отдохни от дум.

Ветер приходящий, уходящий,

Веющий безбрежностью морской…

Есть ли тот, кто этой дачи спящей

Сторожит покой?

Есть ли тот, кто должной мерой мерит

Наши знанья, судьбы и года?

Если сердце хочет, если верит,

Значит – да.

То, что есть в тебе, ведь существует.

Вот ты дремлешь, и в глаза твои

Так любовно мягкий ветер дует —

Как же нет Любви?

9. VII.18

«И цветы, и шмели, и трава, и колосья…»

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет – Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все – вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав —

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленам припав.

14. VII.18

«Огонь, качаемый волной…»

Огонь, качаемый волной

В просторе темном океана…

Что мне до звездного тумана,

До млечной бездны надо мной!

Огонь, по прихоти волны

Вдали качаемый, печальный…

Что мне до неба, до хрустальной,

Огнями полной вышины!

24. IX.18

Канарейка

На родине она зеленая…

Брэм

Канарейку из-за моря

Привезли, и вот она

Золотая стала с горя,

Тесной клеткой пленена.

Птицей вольной, изумрудной

Уж не будешь – как ни пой

Про далекий остров чудный

Над трактирною толпой!

10. V.21

«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…»

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.

    Как горько было сердцу молодому,

Когда я уходил с отцовского двора,

    Сказать прости родному дому!

У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.

    Как бьется сердце, горестно и громко,

Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом

    С своей уж ветхою котомкой!

25. VI.22

Сириус

Где ты, звезда моя заветная,

    Венец небесной красоты?

Очарованье безответное

    Снегов и лунной высоты?

Где молодость простая, чистая,

    В кругу любимом и родном,

И старый дом, и ель смолистая

    В сугробах белых под окном?

Пылай, играй стоцветной силою,

    Неугасимая звезда,

Над дальнею моей могилою,

    Забытой Богом навсегда!

22. VIII.22

«В полночный час я встану и взгляну…»

В полночный час я встану и взгляну

На бледную высокую луну,

И на залив под нею, и на горы,

Мерцающие снегом вдалеке…

Внизу вода чуть блещет на песке,

А дальше муть, свинцовые просторы,

Холодный и туманный океан…

Познал я, как ничтожно и не ново

Пустое человеческое слово,

Познал надежд и радостей обман,

Тщету любви и терпкую разлуку

С последними, немногими, кто мил,

Кто близостью своею облегчил

Ненужную для мира боль и муку,

И эти одинокие часы

Безмолвного полуночного бденья,

Презрения к земле и отчужденья

От всей земной бессмысленной красы.

25. VIII.22

«Все снится мне заросшая травой…»

Все снится мне заросшая травой,

В глуши далекой и лесистой,

Развалина часовни родовой.

Все слышу я, вступая в этот мшистый

Приют церковно-гробовой,

Все слышу я: «Оставь их мир нечистый

Для тишины сей вековой!

Меч нашей славы, меч священный

Сними с бедра, – он лишний в эти дни,

В твой век, бесстыдный и презренный.

Перед Распятым голову склони

В знак обручения со схимой,

С затвором меж гробами – и храни

Обет в душе ненарушимо».

27. VIII.22

«Печаль ресниц, сияющих и черных…»

Печаль ресниц, сияющих и черных,

Алмазы слез, обильных, непокорных,

    И вновь огонь небесных глаз,

    Счастливых, радостных, смиренных, —

Все помню я… Но нет уж в мире нас,

    Когда-то юных и блаженных!

Откуда же являешься ты мне?

Зачем же воскресаешь ты во сне,

    Несрочной прелестью сияя,

И дивно повторяется восторг,

    Та встреча, краткая, земная,

Что Бог нам дал и тотчас вновь расторг?

27. VIII.22

Венеция

Колоколов средневековый

Певучий зов, печаль времен,

И счастье жизни вечно новой,

И о былом счастливый сон.

И чья-то кротость, всепрощенье

И утешенье: все пройдет!

И золотые отраженья

Дворцов в лазурном глянце вод.

И дымка млечного опала,

И солнце, смешанное с ним,

И встречный взор, и опахало,

И ожерелье из коралла

Под катафалком водяным.

28. VIII.22

1885 год

Была весна, и жизнь была легка.

Зияла адом свежая могила,

Но жизнь была легка, как облака,

Как тот дымок, что веял из кадила.

Земля, как зацветающая новь,

Блаженная, лежала предо мною —

И первый стих и