вдруг резко скрутило, а женщина, согнувшись клубком на коленях, вдруг разразилась сдавленным нечеловеческим криком:

— Я К-КОНЧА-А-Ю-Ю!!! КХА-А-А!.. А-а-а-ах!!! У меня схватки… и я… Кончаю!..

Синдзи, зашатавшись от накатившего головокружений после бурного взрыва оргазма, едва успел выдернуть свой член, когда влагалище вдруг скрутило с такой силой, что, казалось, оно запросто переломило бы его ствол или выдернуло его из паха, а потом вдруг невероятно расширилось и сжалось гармошкой, и горящая красным сиянием шейка матки, широкая, гладкая и раскрытая широким жерлом, словно пончик, выдалась к самому краю киски. Тут же из черной дыры вырвался сначала белесый поток спермы, а затем настоящий водопад прозрачной жидкости, выплеснувшись на кровать и моментально впитавшись в простыню большой теплой лужей.

Синдзи едва успел отстраниться от забившего из киски ручья, а женщина повалилась на бок, согнувшись в позу эмбриона и исказив лицо гримасой жуткого смешения нестерпимой боли и наслаждения, и тяжелым голосом простонала:

— Я… кончаю… к-кончаю… а-ах… я не могу… остановиться… Ха-ах!.. А-ах… У меня схватки начались… отошли воды… я скоро рожу… А оргазм не прекращается… Гха-а-х!..

Глаза панически затрясшейся Аски распахнулись в ужасе, и она прикрыла рот ладошками, заплыв в просочившихся сквозь молочную пелену слезах, а Синдзи, отдышавшись и вернув контроль над телом, расплылся в широкой улыбке.

— Самое грандиозное приветствие прибывающей к нам новой жизни. Блеск.

Он бросил взгляд на сотовый, который, похоже, отключился из-за обрушившегося на него потока воды. Женщина перекатилась на другой бок, не переставая натужно выдыхать, и в ее киске начали ритмично сокращаться дольки половых губ, обнажая широко отворившийся вход во влагалище, раскрывающийся и сужающийся, словно живой.

— Эй, Рей, — обратился к замершей возле женщины голубовласке Синдзи. — Ты роды когда-нибудь принимала?

Та после долгой паузы растерянно приподняла брови и с пробившейся ноткой тревоги тихо прошелестела:

— Нет…

— Хорошо. Будет тебе отличная возможность попрактиковаться. Оставляю все на тебя, думаю, выкрутишься как-нибудь. В смысле, надеюсь на это.

Лицо Рей медленно вытянулось, приняв выражение такого несвойственного ей глубочайшего изумления, смешанного со смятением, а Синдзи уже перевел жесткий взгляд на остолбеневшую ошалевшую рыжеволоску.

— А ты, солнышко, вызывай скорую. На случай, если наша тормознутая пай-девочка не справится. Заодно принеси теплой воды и приберись тут. Эй, Аска. АСКА!!!

Девушка дернулась, будто ее ударило током, но так и не выйдя из неожиданно опутавшей ее странной прострации, однако через секунду она скривилась в разъедающем горечью выражении лица и протянула скулящим стоном в долгом мучительном плаче.

— Хватит реветь! Слышишь меня? Это твоя мать, и рожает она твою сестру. Такое не с каждым случается, а у тебя есть возможность первой подержать на руках крошечную сестренку. Тем более, судя по лицу мамаши, ей рядом не помешает присутствие адекватных людей — насколько я понимаю, сама она в данный момент бурно кончает от родов и вроде как прекращать не собирается. Готов поспорить, акушеры такого номера за всю свою жизнь не видели.

Однако Аска продолжала взирать на него замутившимися потерянными глазами, словно не видя, и тогда Синдзи подошел к ней, схватил за гриву, подтянув голову к своему лицу, и спокойно сказал:

— Позаботься о своей матери. Ты поняла, сучья дочь? Хватит пускать нюни и сделай уже что-нибудь толковое. Мне с тобой возиться больше желания нет. Я ухожу.

Рей вдруг бросила на него обеспокоенный взгляд, и даже Аска вдруг перестала плакать и подняла заплывшие в отчаянии жалостливые глаза, а Синдзи неспешно отошел, вытер член свитером женщины, чьи стоны и крики все никак не утихали, и бросил через плечо:

— У меня еще дела есть. Делайте что-нибудь, я в вас верю. А мне пора.

Он развернулся и направился к выходу, и за спиной тут же раздался горький страдальческий голосок Аски:

— Нет!.. Не уходи! Пожалуйста!

И за ее слезными мольбами послышался тихий шелестящий шепот:

— Синдзи… Прошу…

Но он не оглянулся. Вернувшись в свою комнату, он достал из припасенного тайника горсть патронов от пистолета Мисато, рассовал их по карманам, оделся, повесил сумку на плечо и вернулся к двери. Выйдя в коридор, Синдзи все же ожидал, а может даже и надеялся увидеть там обеих девушек — заплаканную, ранимую и столь прекрасную Аску и печальную, чувственную, милую Рей, но те, похоже, побоялись последовать за ним, и тогда он, кивнув на прощание, отворил дверь и вышел из квартиры, быстрым шагом направившись к лестнице, прочь как можно дальше от дома.

Сердце щемило нестерпимо, душу выворачивало, и где-то внутри начала расползаться черная неизмеримо бездонная дыра, отчего ноги делались ватными и глаза заплывали. Синдзи не мог сказать, отчего было так больно, — не потому что не знал, наоборот. Просто не мог. Он не мог подумать об этом, не мог, как это бывало раньше, пожаловаться сам себе, выплакаться или обрести утешение в собственном бессилии. Все это осталось там, далеко за горизонтом, где-то в его прошлой жизни. Перед глазами стояли лица Аски и Рей, страдающие и испуганные, и они были тем, что держало его в этом мире. А сейчас не стало даже этого.

«Вот так умирают вселенные. Ты все равно ничего бы не смог сделать. Даже если вновь убежал, ты просто оттягиваешь неизбежное. Впрочем, это смело, очень смело — обменять чужие жизни на еще несколько веселых мгновений в этой. Оригинальный ход, но решать тебе. Я буду ждать».

Прошло почти два часа, когда Синдзи прибыл к пункту назначения. Он шел пешком не только для того, чтобы побыть наедине с собой и набраться духу. Он еще и выжидал — ему не хотелось прибыть раньше времени и загубить все дело. Впрочем, уже было поздно об этом думать — фургон на отшибе заброшенного склада подтвердил, что он пришел вовремя.

Оставив сумку спрятанной за бетонной плитой, Синдзи вытащил пистолет, проверил обойму, нажав на кнопку выброса и вставив ее обратно, перевел флажок предохранителя в боевой режим и завел руку за спину. Чувствуя, как нестерпимо сильно забилось сердце, он сделал тридцать два шага в сторону ангара, за дверью которого уже доносились громкие голоса, вошел через металлические ворота и очутился в широком заброшенном помещении, пыльном и скудно обустроенном уличной шпаной, если за обустройство можно считать гору пустых бутылок, банок, окурков и развешенное повсюду тряпье. Ноги едва не подкосились, когда прямо по центру он увидел блондина и всю его банду — еще двенадцать человек, среди которых были и панки, и