качок, и нездорово восседающий на полу баскетболист, и прочее отребье. Все они увлеченно что-то обсуждали, попутно рассовывая свои пожитки по сумкам, пока кто-то из них не заметил замершего в дверях Синдзи и не окликнул остальных.

— Ох ты ёпта кто к нам пришел!

— Бля буду, тот самый! Самоубица!

— Ебашить?

Блондин вдруг поднял руку.

— Тихо. Пацан, ты, никак, сам к нам присоединиться решил? Дерзкий малый, но мне это нравится. Двигай сюда.

Синдзи сделал шаг вперед, чувствуя, как темнеет его взгляд, а в ушах зашуршал назойливый шум. Дыхание потяжелело, ладони мгновенно вспотели, но он старался двигаться ровно и твердо, сам не представляя, как ему это удавалось.

— Может, прибить ушлепка? — спросил у лидера панк, крутанув битой, но тот покачал головой.

— Не стоит пока. Свежая кровь нам еще пригодится. Уважаю тех сосунков, кто хочет стать мужчиной. Уж у нас-то он им станет, хе-хе.

«Тринадцать человек. Тринадцать пуль. Не должно быть ни одного промаха, иначе конец».

— А чё у него за рукой? — вдруг спросил качок, и блондин настороженно нахмурился.

— Эй. Покажи руку.

Синдзи остановился, потому что дальше уже сделать не мог и шага. Все тело кололо, сердце болело от резкого стука, дыхание сковало. Пора было решиться.

— Это… — произнес он слегка дрогнувшим голосом, неожиданно растерявшись, но потом вдруг сказал фразу, саму пришедшую на ум: — В общем, ничего личного, ребята.

И тут его рука вытянулась из-за спины вперед, палец неровно вдавил спусковой крючок, вспыхнуло пламя, и по всему ангару ухнул оглушающий грохот. И первая же пуля, пролетев в десятке сантиметров от головы стоящего ближе всех панка, выбила облачко пыли из стены далеко напротив.

Синдзи промахнулся.

Глава 22: Song to Say Goodbye.

Палец плавно опускался на спусковой крючок. Всего за какую-то ничтожно малую долю секунды тело успело окоченеть от пробирающего до костей холода, сделаться ватным и вновь окаменеть, будто делая все возможное, лишь бы не давить на показавшийся невероятно твердым и тугим кусок металла. Рука от повисшей тяжести заныла мгновенно и вот-вот была готова переломиться в локте, замерший в груди воздух словно давил изнутри на палец и не давал ему сжать крючок, и голова от хаоса невнятных мельтешащих мыслей, казалось, уже начала раскалываться, как вдруг грянул нечеловеческой силы удар.

Синдзи никогда не стрелял из пистолета. Даже обладая общими, сугубо любительскими познаниями об огнестрельном оружии, даже разобравшись с его конструкцией и механикой стрельбы, он понимал, что все окажется гораздо сложнее. И он уже был готов заорать в диком отчаянии, когда крючок намертво застрял в скобе пистолета и отказался вдавливаться, как неожиданно воздух сотряс звонкий оглушительный гром. Рывок, поначалу показавшийся Синдзи способным вывихнуть его руку, всего лишь легонько вдавил рукоять в ладонь и несильно, почти ласково оттолкнул запястье чуть кверху, и он уже готов был возликовать — ведь все оказалось настолько просто и элементарно, — как вдруг осознал, что того микроскопического движения руки из-за отдачи оказалось достаточно, чтобы пуля пролетела на ощутимом расстоянии от цели и выбила красочный фонтанчик пыли и каменной крошки из стены где-то далеко-далеко позади.

Всего одно мгновение, занявшее меньше секунды, вытянулось в его голове тонкой протяжной полосой, будто насмехаясь над его беспомощностью и с саркастической ухмылкой давая понять — он упустил свой шанс. Неважно было, умел Синдзи стрелять из пистолета или нет, неважно, как тяжело оказалось спускать курок, ушедшая в молоко пуля открыла ему глаза — сейчас, в момент максимального напряжения, он должен либо начать убивать, либо сесть на пол и сложить руки в ожидании быстрой, но мучительной смерти. Это была не игра, не шоу и не аттракцион, и здесь не было месту чувствам, эмоциям и мыслям. И все эти философские бредни, все разглагольствования о моральной дилемме, холодной мести и праведном спасении несчастной девушки стоили не больше, чем раскаленная дымящаяся гильза, с лязгом звякнувшая о бетонный пол где-то у ног Синдзи.

— Нихуя… — исторг изумленный до снежной бледноты на вытянутом вспотевшем лице панк, еще так и не осознавший, что же только что произошло и сколь близко он был от смерти, в отличие от его товарищей.

— Ах ты, сука!!! — выпалил кто-то из толпы, и эти слова будто стали командой всем прочим.

Впрочем, как действовать в подобной ситуации — имея численное преимущество и полную незащищенность перед огнестрельным орудием — мозг гопников, расслабленный наркотиками и эйфорией от многочасовых издевательств и насилия над хрупкими беспомощными девушками, сообразить так и не смог. Пара громил, кто был ближе прочих, ошарашено попятились назад, кто-то скорчил полную ярости и презрения мину на лице, готовый, казалось, одним праведным гневом испепелить наглого сопляка, а кто-то просто замер на месте, не способный сопоставить картинку из глаз с собственным жизненным опытом и неуютной, а оттого непонятной идеей о грозящей смертельной опасности.

Впрочем, ступор продлился едва ли пару секунд. А затем все пришло в бессмысленное хаотичное движение. Группа громил, одновременно начав каждый что-то делать, будь то пытаться бежать, материться или хвататься за биты, превратились в сумбурный мельтешащий рой, в который, казалось, так было удобной стрелять, но который было невозможно поразить — после первого промаха Синдзи уже был в этом уверен. Поэтому он не поддался соблазну пустить беглый огонь по дернувшейся толпе, а очистил голову от закрутившихся в паническом беспорядке мыслей, просто отстранившись от всего. Расслабив скованное напряжением тело, сделав вдох и слившись с пистолетом в одну неодушевленную фигуру, Синдзи перестал помнить, зачем он сюда пришел, перестал помнить, кто он есть, что с ним произошло и к чему он идет. Он отвернулся от столь безжалостного и привычного мира, выпал из всеобщей картины вселенной и превратился в еще одну никчемную бесхозную вещь, коих здесь валялись целые горы. С одним лишь отличием — он двигался сам по себе.

Трое спереди замерли. Четверо рыпнулись влево, еще двое — вправо и назад, оставшиеся трое, кроме блондина, заступили за тела впереди стоящих.

— Мудила! — загорланил второй панк, стоявший рядом с первым. — Да ты, говно, у меня даже обоссаться не успеешь!

И, подняв биту, все еще хранившую на себе засохшие капли девичьей крови, над головой, помчался на Синдзи, однако тот, повиновавшись ожившему пистолету, перевел дуло на приближающуюся тощую фигуру, выждал две секунды, пока расстояние между ними не сократится до трех метров, и