болен, Он оставался в его обители два дня. Он оставался там из-за любви к Лазарю; он оставался там потому, что для него было важно, чтобы слава Бога и Его помазанника была явлена во всей красе. По словам евангелиста, совершенно очевидно, что Иисус имел в виду только эту цель прославления и отбросил все человеческие соображения. Только одно необходимо для прославления Бога, и все человеческое должно быть принесено в жертву ради этого одного.

Такие богословы, как Люкке, которые уже не осмеливаются безжалостно признать Единую цель мира, утверждают, что Иисус остался, потому что «возможно, сейчас Он находился в разгаре счастливой деятельности». Ольсхаузен же справедливо замечает, что такое объяснение «недостаточно», поскольку Иисус «мог, по крайней мере, оставить учеников, мог также вскоре вернуться туда и в этом случае ничего не упустить». "

Но если Ольсхаузен считает, что этот мотив тоже присутствовал, но не как единственный, что это объяснение только не «достаточно», то тогда само его объяснение недостаточно. В отчете не только не упоминается этот мотив, но он вообще не имел места, потому что другой мотив, и только он, определил господину остаться еще на два дня. И об этом мотиве даже самые великолепные богословы до сих пор ничего не знают! Ольсхаузен считает, что «все, включая самого Лазаря, должны были вырасти через это великое откровение Бога во внутреннем человеке», Толук полагает, что у Иисуса была «педагогическая цель», «поэтому в случае с сестрами цель, увеличение чуда допускается, но только тайно, не с христианским паремием и очень быстро превращается в средство, под которым нужда должна подняться до высшей степени, чтобы его помощь произвела тем большее впечатление». Но в сообщении ничего не говорится о том, что сестры Лазари, что он сам, были целью, что целью было их духовное назидание. Единственная цель — прославление Бога, а для этого смерть Лазари, гниение его трупа и тяготы сестер — средство. Для этого сознания существует только одна цель, а все остальное, смерть и жизнь, сохранение и разрушение — лишь средство для этой цели.

Иисус остался в Пере на два дня, чтобы слава Божья, а через нее и Его собственное прославление, ясно и смело проявились.

Действительно, как говорит Кальвин, Иисус действовал по примеру Своего Небесного Отца, Который любит посылать помощь только в момент наибольшей нужды. Но целью этой процедуры всегда является только откровение Божественной славы и могущества, ирония над Божественным по отношению к человеческому обычаю, расчету, страху и любви. Человек помогает потому, что считает себя обязанным помочь, он помогает из сострадания и считает, что не должен отстраняться от страдальца ни на минуту, он помогает не ради себя, а ради другого. Бог помогает только тогда, когда всякая помощь кажется невозможной, Он помогает для того, чтобы явить Свою славу. Не замечая, почему это необходимо именно сейчас и что побуждает Его к этому, Иисус говорит ученикам в ст. 7: «Пойдем опять в Иудею! Ученики также не вспоминают, что Лазарь опасно болен и что сестры два дня назад прислали срочную весть; напротив, им кажется непонятным, что Иисус хочет снова идти в Иудею, ведь иудеи хотели побить Его камнями. И то и другое бросается в глаза, но объясняется следующим, еще более поразительным и доводящим противоречие до предела. По замечанию учеников, Иисус должен был вспомнить о Лазаре; вместо этого в ст. 9 Он говорит, что должен был идти в Иудею? Может быть, чтобы помочь своему другу Лазарю? Нет! потому что — да, почему? мы этого не понимаем, потому что он выдвигает основной аргумент, который не может подойти ему даже с одной стороны. Первая половина первой половины предложения в лучшем случае еще может ему соответствовать: он должен хорошо проводить часы дня; пока для него день, пока он еще остается среди живых, он должен проявлять себя активно. Но как к нему подходит общее выражение этой мысли: идущий днем не спотыкается, потому что видит свет мира сего? Ведь до этого говорилось о преткновении, об обиде, и разве в первой половине этого изречения не говорится только о том, что надо пользоваться часами дня и использовать их для действия? А как относится к нему вторая половина изречения? Может ли быть для Господа ночь, в которую он должен бояться, что споткнется? Есть ли в его внутренней жизни колебания между днем и ночью? Ведь в конечном итоге это изречение следует понимать духовно, исходя из колебаний внутри, на что указывает и обетование, когда говорится: «Идущий ночью спотыкается, потому что свет не «в нем»! Бывает ли для Господа время, когда в нем нет света?

Понятно, как признает даже Ольсхаузен, что можно как угодно поворачивать изречение, оно не вписывается «чисто» в контекст. Тем не менее, святая обязанность богослова — поворачивать поговорку туда-сюда, пока она не впишется в целое. Мы должны, говорит Ольсхаузен, предположить в изречении многогранность отношений: Иисус говорит о Себе в двояком отношении, во-первых, как о Себе, совершающем работу Своего дня, и, во-вторых, в той мере, в какой Он снова становится светом для учеников. Эта взаимосвязь реализуется во второй половине изречения: ученики никогда не должны хотеть ходить без Него и Его света. Но если бы Иисус хотел дать ученикам изречение, которое они могли бы взять с собой в путь, Он должен был бы ясно и четко подчеркнуть это отношение к ним, тем более что первая половина изречения так явно относится к Нему, а все изречение вызвано только размышлением о Его положении и личности. Если исходная точка изречения и связь, по крайней мере, первой половины с первой половиной столь ясна и определенна, то на ее месте непременно должно было быть указано изменение этой связи.

Это указание отсутствует, хотя изречение содержит эти два разных отношения. Евангелист неправильно ввел это изречение, он не мотивировал его, так как вставил его сюда без учета ситуации, и, наконец, он очень неудачно развил его, так как не отделил эти два различных отношения друг от друга и не объяснил ученикам, в каких отношениях они находятся.

Отсюда происходит путаница. Евангелист опускает всякую мысль о Лазаре, потому что здесь, когда Иисус идет в Иерусалим и катастрофа неминуема, он вспоминает, как Иисус перед уходом из Галилеи говорил о своей высшей задаче и долге, и когда кто-нибудь из учеников хотел упрекнуть его в мысли о своем долге, он скорее указывал своим последователям на их долг. Если бы евангелист хотел вставить сюда этот