Но и тогда Джед отмахнулся от странных чувств. Сделал вид, что это шалит заштопанная светлой магией аура.

Закончив тренировку, неспешно возвращался в свою комнату. Но возле дверей Весты замер, будто налетел на каменную стену.

Тихий плач, который не услышал бы обычный человек, но различимый уху мага.

Дверь Джед чуть не вынес, наплевав даже на то, что в комнате мог находиться его высочество.

Веста даже не обратила на него внимания. Сидела на подоконнике, сжавшись и обхватив колени руками. Едва прикрытые покрывалом плечи мелко дрожали, по ним рассыпались спутанные волосы, скрывавшие лицо.

Добряк отмер первым. С тихим урчанием бросился к Весте, но та лишь вяло отмахнулась, даже не повернув головы, когда её окликнул чернокнижник.

Демон обернулся к хозяину и встревоженно прижал уши к голове.

«Откат. И довольно мощный, без помощи не обойтись», – Добряк наплевал на все запреты и бесцеремонно влез в голову хозяина.

Но сейчас ему было на это плевать. Чернокнижник, прикрыв дверь, бросился в свою комнату. К счастью, флакон с нужным зельем нашелся быстро. Выплеснув содержимое в чистый стакан, Джед вернулся в комнату наиссы и, закрыв за собой дверь на ключ, присел рядом с ней, шепотом уговаривая выпить зелье.

Веста наконец-то подняла голову и машинально взяла стакан. И чернокнижник вздрогнул, увидев её глаза. Обычно яркие, наполненные эмоциями, сейчас они были тусклые, потухшие. Словно выжженная демонами земля, припорошенная пеплом с Изнанки.

На мгновенное стало жаль, что его высочества в комнате не оказалось. Джед бы с удовольствием съездил по его холеному лицу, за то, что довел Весту до истерики.

После выпитого зелья взгляд наиссы затуманился, и Джед бережно взял её на руки. Крепкий, здоровый сон – лучшее лекарство от многих болезней. Вот только с душевной болью справляется плохо…

Джед чуть не оступился, когда Веста обняла его ослабевшими, ледяными руками и положила голову на плечо. Ледяные губы случайно мазнули по шее, а от распущенных волос настолько сильно запахло ромашками и полынью, что у чернокнижника закружилась голова. Одно короткое мгновение – и наваждение исчезло, словно и не было.

Чернокнижник бережно опустил свою ношу на кровать и поправил покрывало. Не удержавшись, на мгновение сжал тонкие пальцы Весты, провел большим пальцем по запястью.

Ледяная. И как ты только успела так замерзнуть, Ласточка?

Новое прозвище для Весты прицепилось ещё на Изнанке, когда чернокнижник увидел две тени, раскрывшиеся за спиной наиссы. Узкие, но сильные крылья, с острыми краями, словно лезвия закаленного клинка. Веста мчалась по Изнанка, легко рассекая ими воздух, то взлетая вверх, к самой границе «кармана», но камнем падая на дно. Но крылья неизменно наполнялись воздухом, не позволяя своей хозяйке разбиться.

Отделаться от навязчивого образа Джед так и не смог. Но вслух не назвал так Весту ни разу – опасался, что ненароком сглазит, и не сможет вернуть своей Ласточке крылья. Вот когда вернет, тогда да…

Джед яростно тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли.

«Согрей её», – мысленно приказал демону, выпустив руки Весты, и отошел от кровати.

Больше всего ему хотелось самому занять место химеры, как тогда, в лечебнице. Но в тот раз Джеда не тянуло согреть губы своей Ласточки поцелуем, крепко сжав в объятиях и щедро делясь своим жаром.

Но это была ужасная идея. Потому что Веста пусть и Ласточка, но не его.

Добряк запрыгнул на кровать и лег под боком Весты, плотно обняв её крыльями. А Джед, как ни старался, так и не смог заставить себя уйти. С демоном Ласточке ничего не грозило, тем более сейчас, когда все посольство было затянуто сетью заклинаний чернокнижника, но…

Снова это «но».

Потоптавшись на пороге, Джед вернулся и привычно занял кресло у кровати Весты. Вслушиваясь в глубокое, спокойное дыхание Ласточки, чернокнижник мысленно наслал на брата приступ икоты. Все равно не сработает, а так хоть какая-то разрядка.

Небесный замок

Он постарел. Голова, впервые на памяти Вила, не гордо поднята, а наклонена набок, почти опущена. Морщины в уголках глаз и губ стали заметнее, глубже. На бледное лицо упали неопрятные посеребренные пряди. А глаза, некогда темные, жесткие, холодные, выцвели и поблекли. И кроме тяжелой, смертельной усталости в них больше не отражалось ничего.

Прошла всего неделя, а жизнь будто по капле покидала бывшего короля Небесного замка. Впрочем, официально все ещё не бывшего.

Вил не сразу приблизился к отцу. Разглядывал его, пытаясь поверить, что старик с опущенными плечами, сидевший на лавке в беседке с кристаллом Источника – тот самый король, несколько десятилетий державший за горло всю знать Небесного замка.

Отец слышал, не мог не слышать, что у него гость. Но даже голову не поднял, не отвел блеклых глаз от тревожного пульсирующего кристалла.

Поведение Источника тревожило Вила не меньше, чем изменения, произошедшие с отцом. В самом сердце кристалла пульсировало темное пятно размером с кулак, а грани обжигали странным холодом, не позволяя влить в Источник белое пламя. Отец Весты обещал разобраться, но при всем желании разорваться не мог. А генераторы и новая система защиты были важнее.

Подняв ворот куртки, Вилард неспешно направился к беседке. Небрежно махнул подчиненному Альдера, что прятался среди ветвей ордория и следил за королем.

Им обоим предстоял сложный разговор, и свидетели были ни к чему.

Стоило наиссу покинул Сады безмолвия, как король отмер. Поежился, плотнее кутаясь в плащ, и поднял на сына глаза, в которых плясали смешинки. Блеклые, почти погасшие искры костра жизни, что едва тлел.

– Не думал, что ты придешь ко мне за советом, – бескровные губы искривились в неприятной усмешке. – Занять трон оказалось легче, чем его удержать?

Осведомленности отца Вил не удивился. Нетрудно догадаться, что могла заставить наследного принца прийти к бывшему королю после недели молчания.

– Если ты о совете, то эта проблема больше не существенна, – равнодушно пожал плечами Вил. – Мы нашли решение.

Принц осекся, уловив странный звук. Король сотрясался в надрывном, хриплом смехе, будто никогда не слышал ничего смешнее.

Ульрик с трудом поднялся, опираясь на спинку лавки. Сделал несколько шагов к сыну, но ноги подвели, и он устало привалился к колонне, державшей свод беседки. Бледное лицо исказила гримаса боли.

Вил не сдвинулся с места, цепким взглядом следя за отцом. Помогать ему он даже не думал.

– В этом я как не сомневался, – король больше не улыбался. Он пристально разглядывал принца: внимательно, задумчиво… С жалостью. Болью. И пониманием, от которого Вил невольно вздрогнул. Ульрик протянул руку, словно собирался дотянуться до сына, но почти сразу опустил. С грустью произнес, не отрывая взгляда от лица Виларда: – Узнаю этот взгляд. Осознание. Осознание того, что любое твое решение отразится на ней. Любое, даже направленное ей во благо. И тебе не дает покоя мысль: что же может сотворить ошибка… – и знакомым жестким тоном отчеканил: – Ошибка её уничтожит. А вместе с ней – и тебя.