— Шарлотта, я хотела тебя кое о чем попросить, — обратилась к ней мама. — Проследи, чтобы я называла жену мистера Томса Сарой, а не Сьюзен. Мы не так часто с ней видимся, и вечно я ошибаюсь и зову ее Сьюзен. Это так неловко.

Мама улыбалась, но Шарлотта видела, что она нервничает. Мама вообще не была уверена, что правильно поступила, пригласив Томсов. Ни светского общества, ни четкого разделения на социальные классы в округе Аллегани не было; все люди просто делились на уважаемых и неуважаемых. Уважаемыми считались те, кто ходит в церковь, соблюдает заповеди, с уважением и серьезностью относится к образованию, даже если сам не получил хорошего образования. Уважаемые люди не злоупотребляли спиртным, особенно при посторонних, а еще — много работали, при том условии, конечно, если им удавалось найти работу в радиусе пятидесяти миль от Спарты. И, разумеется, они были добрыми соседями в старом деревенском понимании этого слова.

Однако и среди людей уважаемых существовало некое статусное разделение. Не обращать внимания на достаток и занимаемое в обществе положение было просто невозможно. Что касается достатка, мистер Томс тут ничем не выделялся среди соседей — по крайней мере, никому об этом не было известно, — однако его положение директора школы придавало ему особый статус. Человек он был по натуре добродушный, открытый и незаносчивый и вел себя, как подобает Простым Людям; кроме того, он всегда и во всем помогал Шарлотте, проявляя неподдельный интерес к ее судьбе; но его жена — Сара, а не Сьюзен — другое дело: это была величина неопределенная. Оба они были не местные, но мистер Томс, который родился в Чарльстоне, штат Западная Виргиния, легко и просто стал в Спарте своим. И он, и его жена в свое время закончили колледж с дипломами магистров. Миссис Томс устроилась работать на завод «Мартин Мариетта», как только тот открылся. Она была не то из Огайо, не то из Иллинойса, в общем, откуда-то из тех мест, и слыла среди соседей довольно замкнутой, необщительной и даже, быть может, немного высокомерной (степень неодобрительности этого определения варьировалась в зависимости от того, насколько часто соседям приходилось с ней общаться). Шарлотта готова была побиться об заклад, что маму больше всего беспокоит именно предстоящее появление миссис Томс.

На мгновение в выходившие на шоссе окна ударил свет фар, затем послышался звук подъезжающей машины.

— А вот и гости, кто-то уже приехал, — радостно, чуть нараспев произнесла мама и… придирчиво оглядела гостиную, словно проводя последнюю инспекцию и надеясь устранить любые еще оставшиеся недостатки.

Радостно — да, но вообще-то мама обычно так не говорит: не комментирует очевидные факты. Это был еще один признак того, что она не на шутку взволнована. Другое дело, что ее волнение не шло ни в какое сравнение с той опустошенностью, обреченностью, какие испытывала Шарлотта. «Кто же это приехал? Господи, пусть это только не будут Лори и мисс Пеннингтон! Лори собиралась заехать за мисс Пеннингтон и привезти ее. Пусть лучше это будут мистер и миссис Томс! Они знают меня гораздо меньше! Господи, дай еще хоть чуть-чуть времени, хотя бы пятнадцать минут! Пусть эти пятнадцать минут я проведу только с Томсами! Мне и с ними-то нелегко будет, но это ничто в сравнении с той тяжестью, которая навалится на меня, когда приедут моя лучшая подруга и любимая учительница! Неужели я так многого прошу?»

Стук в дверь — безошибочно узнаваемый стук самодельного дверного молотка, который папа когда-то подвесил на косяке входной двери. Сердце Шарлотты бешено забилось. Папа открыл дверь…

…И сияющее лицо мистера Томса появилось в дверном проеме. Он улыбался точь-в-точь так же, как тогда, на выпускной церемонии! Пока они с отцом пожимали друг другу руки, Шарлотта успела разглядеть его плащ на клетчатой подкладке, темно-синий блейзер, галстук, темные шерстяные брюки. «Насколько же я отвыкла видеть на мужчинах обычные шерстяные брюки», — невольно отметила про себя Шарлотта. В Дьюпонте можно было за целый месяц не встретить ни одного преподавателя в обычных традиционных брюках со стрелками — не говоря уж о студентах. Мистер Томс тем временем отступил в сторону и пропустил вперед свою супругу. Миссис Томс была очень миловидная, по-своему даже красивая брюнетка, с довольно крупным, но правильной формы носом, с губами, изогнутыми в постоянной словно бы чуточку игривой улыбке, темными и одновременно томными глазами, подкрашенными, может быть, излишне заметно — по меркам Спарты, но она всем своим видом давала понять, что имеет право позволить себе некоторые маленькие вольности. Узкий подбородок немного портил лицо, а на лбу заметна была вертикальная морщинка, видимо образовавшаяся оттого, что миссис Томс все время старалась изобразить серьезную женщину, готовую в случае чего постоять за себя. Одета она была вполне обычно, без особых претензий на моду: серовато-синее платье и кардиган цвета фуксии с перламутровыми пуговицами, придававшими ее облику некоторую чопорность. Мама приветствовала Томсов со слегка преувеличенным оживлением.

— Здравствуйте, проходите, Сара! — пропела она. Похоже, наконец имя супруги мистера Томса запечатлелось у нее в памяти.

Миссис Томс глубоко вздохнула и окинула комнату внимательным цепким взглядом. Шарлотта могла бы поклясться, что запах, характерный для обогреваемого углем помещения, шокировал ее прямо при входе, и теперь гостья уже с некоторой долей предубеждения оценивала нищую обстановку их маленькой гостиной.

Шарлотта инстинктивно подалась назад. Пришлось маме начать с представления миссис Томс Бадди и Сэма. Мальчики дисциплинированно пожали гостье руку и на все ее вопросы отвечали только: «Да, мэм». Мама тем временем переключилась на мистера Томса, с которым тоже нужно было сердечно поздороваться. Мистер Томс был слишком вежлив, чтобы испускать глубокие вздохи и придирчиво осматривать помещение, хотя он тоже оказался тут впервые.

— Святые Небеса, мистер Томс, я так рада, что вы пришли! Это так любезно с вашей стороны!

Вот странно: директора школы, которого она знает так давно и хорошо, мама все-таки называет мистером Томсом, а его жену, с которой едва знакома, — Сарой. В другой ситуации Шарлотта попыталась бы объяснить для себя такое нелогичное поведение мамы, но в конце концов — какая разница? Волновало ее сейчас только одно: скорее бы уж они ушли.

Миссис Томс шагнула ей навстречу и сказала:

— Шарлотта, я не видела тебя с самой весны, со дня твоего выпуска. Я еще тогда хотела похвалить тебя за твою замечательную речь.

Шарлотта почувствовала, что заливается краской. Впрочем, это был не тот румянец, который появляется на щеках скромной девочки, когда ее хвалят.

— Спасибо, мэм, — сказала она и напряглась, ожидая дальнейших слов, которые должны быть неизбежно связаны с Дьюпонтом.

— Сразу после твоей речи я сказала Заку, — (Что еще за Зак? Шарлотта даже не сразу вспомнила, что директора зовут Закари М. Томс; ей никогда не приходило в голову, что есть такие люди, которые могут называть его просто Заком), — что ему обязательно нужно включить в школьную программу курс риторики. По-моему, каждый человек, заканчивающий среднюю школу, должен быть готов выразить свои мысли перед аудиторией. Может быть, не у всякого это получится так же хорошо, как у тебя, но по крайней мере они привыкнут не бояться. Вот ты просто молодец — даже ни разу не заглянула в подготовленный текст.