Советский посол во Франции т. Виноградов информирует о пребывании во Франции т. Евтушенко. Он сообщает, что поэт прибыл туда из ФРГ 5 февраля 1963 года, имел встречи с руководством ЦК ФКП, рабочими завода Рато, провел пресс-конференции. Планом предусмотрено еще четыре публичных выступления и поездка на юг страны. Решениями ЦК КПСС срок пребывания т. Евтушенко определен в ФРГ – 2 недели и во Франции – 3 недели. Однако он пробыл в ФРГ 4 недели и на месяц также намерен задержаться во Франции.

Учитывая, что предстоит встреча руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией, а также имея в виду сроки пребывания поэта за рубежом, установленные ЦК КПСС, через советское посольство во Франции т. Евтушенко сообщено, чтобы он по истечении трех недель возвращался на родину (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 587).

Идеологич комиссия ЦК вмешивается во все – в работу издательств, журналов, особенно в кино. Отовсюду бегут к Ильичеву с «сигналами» – черная сотня наступает – Кочетов, Софронов, Грибачев и вождь их аппарата – А. В. Романов.

Рисовать советскую деревню как бунинскую деревню в наши дни – исторически неверно. Традиции литературы критического реализма не могут быть механически перенесены на нашу почву. Когда писатель пытается изображать нашу действительность, исходя из принципов критического реализма, возникает исторически неверная перспектива.

Пора моего печатания промелькнула, не успев и начаться, – вспоминает А. Солженицын. – Масляному Кожевникову поручили попробовать, насколько прочно меня защищает трон. В круглообкатанной статье он проверил, допускается ли слегка тяпнуть «Матрёнин двор». Оказалось – можно. Оказалось, что ни у меня, ни даже у Твардовского никакой защиты «наверху» нет. Тогда стали выпускать другого, третьего, ругать вслед за «Матрёной» уже и высочайше-одобренного «Денисовича», – никто не вступался (А. Солженицын. С. 91).

президент Академии художеств В. А. Серов простить не может П. Д. Корину, что тот смиренно подошел под благословение к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию, приехавшему на выставку. Такого в Академии художеств еще не было. А что скажут в ЦК? Святейший же пристально вглядывался в лица страстотерпцев-молитвенников «Реквиема» – картины о последней службе в Успенском соборе Московского Кремля перед его закрытием. Осмотрев выставку, он оставил запись в книге отзывов: «Павел Корин – художник милостью Божией» (Московский журнал. 2000. № 12).

Увидев великолепно написанные Павлом Кориным образы священнослужителей, нищих и других представителей старого мира, эскизы которых художник готовил для своей огромной работы «Русь уходящая», Фурцева страшно возмутилась и категорически потребовала: «Всех попов убрать, выставку в таком виде не открывать!»

Позвонили мне. Я срочно приехал на Кропоткинскую. Разгорелся спор. Никакие доводы на Екатерину Алексеевну не действовали. Даже тот факт, что Горький очень высоко ценил эти портреты и выпросил у Сталина особняк для художника, чтобы создать ему необходимые условия для работы. Пришлось пустить в ход последние аргументы, что, мол, эта выставка открывается в Москве не по линии Министерства культуры СССР, а посему мы, москвичи, несем полную ответственность за ее проведение и принимаем решение – поддержать выставку народного художника СССР Корина.